Азовский гамбит,

— Полусотник стремянного полка Тимофей Маслов!

— Говори, что стряслось?

— Ушли воры!

— Как?!

— Ума не приложу, как сие приключилось. Мы к ним в село не лезли, а они оттуда носа не казали. Гул стоял такой, будто там не бунтовщики, а ярмарка. Слышно было, что пели, гуляли, да время от времени из ружей постреливали. А ближе к полуночи, все стихло, а потом как полезут из всех щелей, будто клопы…

— А у вас что, сабель не было?

— Как не быть, государь! Все у нас было и сабли, и бердыши, и пищали. Как воры пошли, там мы их стрелять, а потом и рубить почали. Уж так били, что любо дорого, да в пылу боя не уследили. Самые набольшие среди разбойников углядели, где у нас слабое место да туда и ударили. Посекли заслон, да и пропали в нощи.

— Если бы из Кремля вчера сразу после заседания Дума послали гонца, — задумчиво заметил Корнилий, — он бы как раз к полуночи добрался до места!

— Не в том беда, что воры сбежали, — снова подал голос стрелец. — Полковник Пушкарев велел передать, что боярин Вельяминов ранен!

— Как?! — взвился я. — Куда? Опасно ли?

— Не ведаю, государь, а только сомнение имею, доживет ли Никита Иванович до святого причастия…

— Твою мать! — не выдержал я, и, ударив коня каблуками, галопом полетел к Семеновскому.

Глава 7

Ночью мятежники, пользуясь заволоченной густыми облаками Луной, отчего вокруг было не видно ни зги, малыми группами просочились сквозь редкие заслоны помещиков, к слову, особо и не горевших жаждой битвы впотьмах. Дворяне уже мысленно пересчитывали предстоящие награды и мечтали о переводе в жильцы, а то и в ряды московской избранной тысячи. От чего даже и слыша подозрительные звуки, доносящиеся из темноты, предпочли большей частью их не заметить, в крайнем случае, делая один выстрел куда-то в сторону предполагаемой опасности.

Если большая часть людей атамана Белобородова уходила из села Семеновского тихо, то особо подобранный отряд умелых и одоспешенных бойцов, снабженных к тому же огненным боем, вышел точно к позиции, где разместился сам командующий заплотом — боярин Никита Вельяминов. Подобравшись накоротке и дав дружный залп, смутьяны набросились на дозоры, окружающие лагерь и разом смяв их, ворвались внутрь.

И тут могло случиться худшее, непоправимое. Если бы не сам Вельяминов. Никите в ту ночь никак не удавалось сомкнуть глаз. Он даже не стал снимать бронь, и всех своих ближников заставил оставаться в полной боевой готовности. Словно чуял или боевым опытом своим предполагал угрозу.

Так что когда противник влетел в центр лагеря государевых людей, их встретил пусть и жидковатый, но все же довольно плотный ружейный огонь. Это сбило наступательный порыв бунтовщиков. Завязалась сеча. В ближнем бою сам Никита и его бойцы оказались крепче и опытнее, а когда со всех сторон начали сбегаться злые ото сна дворяне, обложив нападавших с флангов, то те предпочли быстро ретироваться. Вышло это у них ловко и слаженно.

Никита дрался, как и положено вождю, в первых рядах, рубя своей длинной, с широкой елманью, тяжелой саблей направо и налево. Но буквально в последний миг в него разом выстрелили трое из пистолей. Две пули счастливо миновали боярина, а третья краем зацепила шлем, промяв его, отчего Вельяминов сразу потерял сознание и начал валиться с седла. Увидев это его слуги тут же бросились на помощь и унесли раненого господина в тыл. В ответ из темноты донеслось радостное улюлюкание. Которое, впрочем, тут же и стихло. Бой кончился так же внезапно, как и начался. Вокруг воцарилась тишина, нарушаемая лишь стонами раненых.

Но все это я узнал позже, когда на всем скаку влетел во все еще носящий следы боя дворянский лагерь, а за мной как демоны из преисподней неслись Михальский и его хоругвь.

— Где он?! — заорал я, спрыгивая с седла.