– Позволь научить тебя.
Пару секунд я обдумываю его слова, но затем накрываю его ладонь своей. И Гил выводит меня на поляну, после чего накрывает наши руки второй рукой.
– Если ты сейчас попросишь, чтобы я подумала о чем-нибудь успокаивающем… – Я поджимаю губы.
– На самом деле я хотел попросить, чтобы ты вспомнила какой-нибудь счастливый момент, – говорит он. – Знаешь, бывает такое чувство, которое внезапно возникает в тот момент, когда представляешь то, что доставляет тебе радость, и в груди будто включается свет? Вспомни такой… сконцентрируйся на чувстве, которое вырывается из тебя. И направь его на ладони.
– А как же пыльца фей? – тихо шепчу я наполненным сарказмом голосом.
– Ужасный шпион и еще более ужасный комик, – шепчет он в ответ.
Я сжимаю губы и сосредоточиваюсь на наших руках. Интересно, чувствует ли он, как колотится мое сердце?
Но чем больше проходит времени, тем сильнее я морщу лоб.
– Мне… мне ничего не удается придумать, – признаю я.
Гил пристально смотрит на меня.
– Должно же быть какое-то воспоминание, от которого ты испытываешь счастье?
– Конечно, такие есть. Но все мои хорошие воспоминания кажутся… – Я обрываю себя.
Они кажутся испорченными. Искаженными. Ведь того, что раньше вызывало у меня радость, больше не существует.
Музыкальный проигрыватель пластинок. Молочные коктейли и картофель фри. Просмотр с кем-нибудь передач о сверхъестественном. «Токийский цирк».
Все это было частью моей земной жизни, но пропало
И я все еще сомневаюсь, что после смерти есть поводы для радости.
– А как же принц? – внезапно спрашивает он.
– А что с ним? – нахмурившись, спрашиваю я.
– Неужели тебе не доставляет радости то… что благодаря тебе мы наконец сожжем это герцогство дотла, – объясняет он.
Я опускаю глаза: