Морские волки. История викингов

22
18
20
22
24
26
28
30

В обоих случаях русы понесли огромные потери – в основном из-за секретного супероружия византийцев, которое вошло в историю под названием «греческий огонь». Это была горючая жидкость на основе нефти, воспламенявшаяся контактным путем. Изобрели греческий огонь в VII веке – и с тех пор способ его изготовления оставался государственной тайной[147]. Описывали его только образно: так, в военном трактате императора Льва Мудрого утверждается, что этот огонь возгорался «со страшным грохотом и густым дымом». Сыновья Рагнара Кожаные Штаны уже сталкивались с разновидностью этого оружия в походе на мусульманскую Испанию, но византийский вариант был не в пример эффективнее. Византийцы метали греческий огонь в глиняных горшках, поджигая вражеские суда, и устанавливали на носу собственных кораблей огнеметы, извергавшие жидкое пламя. Погасить его водой было невозможно; спастись с горящего корабля, спрыгнув за борт, тоже получалось не у всех: греческий огонь растекался по поверхности воды, образуя пленку, которая продолжала гореть.

Византийцы расходовали это средство экономно[148], но знали, как нанести с его помощью сокрушительный удар. Во время нашествия Ингвара императорские корабли были оснащены бронзовыми сифонами-огнеметами, которые располагались ниже ватерлинии, и поджигали суда противника из-под воды. Для очевидца это выглядело так, словно пожар охватил само море: «При виде пламени русы прыгали за борт, – писал он, – предпочитая смерть от воды. Одни потонули под тяжестью своих кирас и шлемов; другим так и не удалось уйти от огня».

Около века русы терпели одно поражение за другим, прежде чем, наконец, поняли, что не смогут взять Константинополь ни силой, ни хитростью. Несмотря на беспокойство, которое причиняли горожанам все эти нашествия, упрямая настойчивость русов производила сильное впечатление. Поэтому их охотно принимали как наемников, а в 988 году император Василий II создал специальное подразделение, которое впоследствии стало самым знаменитым – и самым выгодным для викингов – местом службы на Востоке.

Василий боялся потерять трон, а потому отчаянно нуждался в хороших бойцах. Несмотря на свою безупречную родословную – происхождение от Константина Великого, – тридцатилетний император столкнулся с другим претендентом на престол: самый талантливый полководец империи, Варда Фока, поднял против него восстание. Впоследствии Василий прославился как свирепый и могущественный воитель[149], но в 988 году он являлся новичком на троне и вынужден был иметь дело с ненадежной армией и скептически настроенным двором.

Мятежный полководец прошел маршем через Малую Азию, не встречая сопротивления и разоряя на своем пути все города, что хранили верность императору. Дойдя до Босфора – узкого пролива, отделяющего Азию от Европы, – он короновался, возложив себе на голову такой же венец, как у Василия, и надел пурпурные туфли, носить которые дозволялось только императорам. Почуяв, куда дует ветер, многие поспешили к Варде с поздравлениями и изъявлениями поддержки. Согласно одному хронисту, армия повстанцев к этому моменту увеличилась вдвое.

Василий до сих пор участвовал лишь в одной военной кампании, но и то потерпел поражение, угодив в засаду. В Константинополе при нем оставалась лишь небольшая гвардия, а рассчитывать на верность армии он не мог. Ситуация была непростая, но император не пал духом. Когда мятежная армия подступила к Босфору, послы Василия были уже на пути в Киев. Внук Ингвара, Владимир, ответил на просьбу о помощи дерзким предложением. Пообещав отправить в Византию шесть тысяч викингов из Скандинавии, взамен он попросил руки царевны Анны, сестры Василия.

Надо полагать, послы вернулись в Константинополь в полной уверенности, что провалили свою миссию. За всю историю империи ни одну царевну из правящей династии не выдавали замуж за варвара. Сама идея вызвала громкое возмущение при дворе: ведь Владимир был не просто варваром, а еще и язычником до мозга костей. Он убил родного брата, насильно взял в жены его невесту и узурпировал власть. К 988 году у Владимира было уже семь жен и около восьмисот наложниц. Одним словом, отдать ему в жены целомудренную христианскую царевну было невозможно – даже в такой критической ситуации.

Но император – к ужасу придворных и своей бедной сестры[150] – твердо вознамерился получить обещанных наемников. Он согласился на сделку, но добавил свое условие: Владимиру предстояло принять христианство и отказаться от некоторых своих возмутительных привычек. Обе стороны свое слово сдержали: Владимир крестился, недовольную невесту отправили на север, а шесть тысяч викингов прибыли в Константинополь.

Василий зря времени не терял. Под покровом ночи он преодолел узкую полоску воды, за которой стояла лагерем армия мятежников, и с первым лучами солнца повел своих наемников в атаку. У повстанцев не было ни единого шанса. Сонные и полураздетые, они высыпали из своих палаток и тут же столкнулись с ордой северных варваров, вопящих и размахивающих огромными боевыми топорами. Добивая последних мятежников, викинги уже шли по колено в крови. А тех немногих, кто уцелел в этой бойне, постигла еще более страшная участь: императорские корабли дали залп греческим огнем и заживо сожгли всех беглецов, которым удалось добраться до берега.

Эта победа не только помогла Василию закрепиться на троне, но и окончательно убедила его в том, что сестрой он пожертвовал не зря. Другой на его месте сказал бы наемникам спасибо, расплатился и отпустил бы их на все четыре стороны, но у Василия были на них дальнейшие планы. За годы борьбы с повстанцами он пришел к выводу, что византийскую армию необходимо преобразовать, и викингам предстояло стать ядром новых вооруженных сил империи.

Скандинавы были верны не людям, а золоту, но Василий платил регулярно и щедро. Они присягнули на верность трону и с тех пор стали называться варягами – то есть «верными обету»[151]. В мирное время они выполняли функцию императорской стражи, а в военное – штурмовых отрядов[152]. Они были главной ударной силой империи, наследниками преторианской гвардии Древнего Рима. Они сражались за Византию во многих битвах – от Сирии до Сицилии.

Для честолюбивого скандинава не было вернее пути к богатству, чем служба в варяжской страже. Договор с императором гарантировал регулярную оплату и возможность грабить чужие города, не тратя сил на самостоятельную подготовку и планирование[153]. Императорские военные кампании не только давали больше шансов уцелеть, чем традиционные набеги, но и были чрезвычайно прибыльными. В одном византийском источнике утверждается, что после смерти императора варягам разрешалось посетить государственную сокровищницу и взять столько золота, сколько они смогут унести на себе за один раз.

За следующие несколько столетий некоторые из самых знаменитых викингов Скандинавии успели послужить в варяжской страже. Норвежские конунги и русские князья, ирландские ярлы и исландские берсерки – все добивались престижа и богатства этим путем.

Многие варяги, которые позже сменили род занятий, вспоминали службу в Византии как одно из главных достижений своей жизни. Участие в успешных кампаниях приносило не только почет и уважение мужчин, но и внимание женщин. Болли, сын Болли, герой «Саги о людях из Лососьей долины», вернулся из Греции так называемым новым Адонисом: где бы он и его спутники ни остановились на ночлег, «женщины оставляли все свои дела и только смотрели на Болли и на его великолепие, и на его сотоварищей».

Свидетельства службы викингов в Византии встречаются по всему югу Европы. В Афинах на боку мраморного льва, который охраняет вход в Пирей, городскую гавань, сохранилась руническая надпись; в соборе Святой Софии по меньшей мере двое скучающих стражников вырезали руны на парапете балкона второго этажа. Счета за службу тоже иногда записывали рунами.

В Скандинавии сохранилось немало камней с надписью Vard daudr i Grikkium – «умер среди греков». Некоторые не возвращались просто потому, что им пришелся по вкусу более теплый климат. В одном только Константинополе поселилось столько «варваров с топорами», что им потребовался собственный квартал, а служба в варяжской страже нередко становилась наследственной. Византийская царевна Анна Комнина, которая жила через сто с лишним лет после Василия Болгаробойцы, писала: «Что же до варягов, носящих мечи на плечах, они рассматривают свою верность императорам и службу по их охране как наследственный долг, как жребий, переходящий от отца к сыну; поэтому они сохраняют верность императору, и не будут даже слушать о предательстве».

Но со временем варяжская стража начала меняться. После 1066 года начался активный приток англосаксов, бежавших из-под ига норманнского завоевания. Одновременно численность рекрутов из Скандинавии стала падать и к началу XIV века практически сошла на нет[154].

Перемены коснулись не только национального состава стражи, но и характера самих русов. Те не просто порвали со своим кочевым и разбойным прошлым, а перешли к оседлой жизни за стенами укрепленных городов. Да, они все еще считали себя викингами (или, по крайней мере, потомками скандинавов), но уже превращались во что-то совершенно новое. Русы становились русскими.

Глава 17. Влияние Византии

Если повадится волк к овцам, то выносит все стадо, пока не убьют его.