Серебро текло рекой не только из Англии, но и из Ирландии и двух франкских королевств, не говоря уже о прибыльной торговле, которую викинги вели повсеместно от Гренландии до Византии. Доступность драгоценных металлов повлекла за собой переход от бартера к денежной системе, что способствовало дальнейшей интеграции Скандинавии в общеевропейский рынок. В крупных скандинавских торговых городах, таких как Хедебю и Бирка, даже стали чеканить собственную монету по образцу франкских, византийских и англосаксонских.
Большая часть всех этих богатств попадала в страны, где господствовала воинская культура и превыше всего ценилась личная доблесть. Удачливые военные вожди строили себе роскошные палаты и щедро одаривали дружинников. Их называли «кольцедарителями», хотя конунги наделяли своих людей не только браслетами и гривнами (шейными кольцами), но оружием, доспехами и слитками золота, серебра и железа. Драгоценные металлы шли на изготовление украшений, служивших признаком статуса и копившихся ради укрепления репутации. Рынки предметов роскоши росли под давлением постоянного спроса, а это, в свою очередь, побуждало викингов осваивать новые торговые пути.
Это обстоятельство, в свою очередь, повлекло за собой другие, еще более глубокие перемены. За два с половиной века, которые продлилась эпоха викингов, скандинавы так или иначе вступили в контакт с самыми разными культурами. Таких обширных связей, пожалуй, не было ни у одного другого народа на Земле. В англосаксонской Англии, а затем и в Византийской империи викинги обнаружили модели централизованного управления – и начали создавать в Скандинавии государства по этому образцу. Возвращаясь домой, морские короли осознавали, что накопленные богатства можно использовать не только для поддержки личного статуса, но и для содержания постоянных дружин. Эти дружины постепенно объединялись в королевские армии, что наряду с системой управления по византийскому типу еще больше укрепляло централизованную власть. С ростом благосостояния росли и возможности для истинно королевских дел – таких как строительство каменных зданий, возведение городских стен и украшение дворцов.
К концу X века этот процесс почти завершился. Военные вожди превратились в правителей крохотных королевств, соперничавших за контроль над богатыми торговыми городами Скандинавии. Старинная мечта викингов о господстве на море уходила в прошлое, уступая место борьбе за земли и власть на суше.
Как ни странно, первой из скандинавских стран единства достигла Норвегия – несмотря на огромную длину своей береговой линии. Легенда об основании Норвегии – это не что иное, как история любви (в отличие от преданий о зарождении большинства других государств). Около 860 года Хальвдан Черный, правивший землями к юго-востоку от современного Осло, умер, оставив свое королевство десятилетнему сыну, Харальду Прекрасноволосому. «Круг земной» – исландский цикл саг о королях Норвегии – повествует о том, как мальчик влюбился в принцессу соседнего королевства, но та отказалась выходить за него замуж, пока Харальд не станет королем всей Норвегии. Харальд поклялся не стричь и не расчесывать волосы до тех пор, пока не добьется цели, и начал постепенно расширять свою территорию.
Гораздо более вероятно, что в действительности властолюбивый Харальд просто продолжил процесс, начавшийся несколькими десятилетиями ранее. Его особая заслуга – в том, что он подключил к этому делу флот. Одерживая победы над другими морскими королями, он присоединял их корабли к своему флоту, и тот становился все сильнее. Решающее сражение произошло при Хаврсфьорде: Харальд сокрушил союз объединившихся против него вождей и захватил всю Западную Норвегию. Власть его, по-видимому, ограничивалась Южным и Западным побережьями, но после этой победы впервые появилось такое понятие, как королевство Норвегия[169].
В интересах Харальда было положить конец старинной традиции летних походов, потому что именно из-за нее появлялись новые морские короли, с которыми он так долго и упорно боролся. Он постановил, что отныне все набеги должны совершаться либо по его приказу, либо с его разрешения. Многие опытные морские волки возмутились и покинули Норвегию, отправившись на поиски более вольного житья – в Исландию, на Оркнеи или на Фарерские острова. Если допустить, что Харальд и впрямь завоевал Норвегию ради любви к женщине, то это был самый большой брачный выкуп за всю его жизнь. К пятидесяти годам у него, как утверждают, накопилось две сотни жен и столько сыновей, что он уже и не понимал, куда их пристроить. Даже три поколения спустя чуть ли не каждый первый норвежский ярл мог не без оснований заявить о своем родстве с первым королем страны.
Но та же невероятная плодовитость в итоге свела на нет многие его труды. Из всех своих сыновей Харальд выбрал в наследники Эрика Кровавую Секиру и несколько лет даже правил с ним совместно. Возможно, из этого и мог бы выйти толк, но только если бы на трон было не так много претендентов, а Эрик вел бы себя более сдержанно. Наследник сделал все, чтобы проредить ряды семейства (немалая часть крови на его секире принадлежала братьям по отцу), а заодно и разделаться с бесчисленными ярлами, которые пытались противостоять ему[170]. Но когда в Норвегию прибыл с войском младший из его единокровных братьев, Хакон Добрый, воспитывавшийся в Англии (подальше от братнего топора), Эрик уступил ему трон без борьбы. Норвегия надоела ему не меньше, чем – он Норвегии, и Эрик с радостью отправился в Англию, на вольные пастбища.
Хакон, младший в семье, родился, когда отец его был уже стар. Он оказался гораздо более способным правителем, чем брат, и к тому же талантливым и хитроумным военачальником. Когда в Норвегию вторглись сыновья Эрика, Хакон разбил их наголову на холме, который после этой бойни прозвали Кровавым. Два года спустя племянники явились вновь, и на сей раз Хакон пошел на хитрость: он раздал своим людям десять знамен и приказал встать на гребне холма подальше друг от друга, чтобы издалека казалось, будто по ту сторону холма собралось огромное войско. Увидев это, захватчики обратились в бегство, не посмев вступить в бой.
Среди прочего, Хакон попытался обратить Норвегию в христианство, полагая, что оно изменит страну к лучшему. С его точки зрения, новая вера (к которой его, должно быть, приобщили в Англии) имела немало достоинств. Она не только задавала образец централизованного государства (еще киевский князь Владимир оценил, что христианский Бог не терпит соперников на небесах), но и способствовала просвещению. Грамотный король или, по крайней мере, король, содержащий грамотных советников, получал возможность объявлять свою волю издалека, не встречаясь лицом к лицу со всеми и каждым. Личная харизма простиралась не дальше, чем ее обладатель мог добраться физически, тогда как письменное слово было гораздо легче на подъем. Кроме того, с грамотностью рука об руку шли единообразные законы, письменные договоры и официальные документы, то есть тот самый клей, на котором держится государственное управление.
Однако Хакон не учел, что страну населяли убежденные язычники. Своими попытками насадить христианство король лишь оттолкнул от себя подданных. Быть может, со временем он бы и преуспел, но в 961 году его племянники вернулись в Норвегию с большим войском. Армия Хакона одержала победу, но сам король был смертельно ранен в сражении.
Новым королем стал старший сын Эрика, Харальд Серый Плащ, но реальной власти у него было немного. Пока норвежцы отбивались от захватчиков, на юге сформировалось новое, могущественное объединенное королевство – Дания. К ее-то правителям и обратились за помощью сыновья Эрика: войско, с которым они вторглись в Норвегию, было датским. Харальд Серый Плащ завоевал себе трон, но в уплату за помощь был вынужден признать себя вассалом датского короля. Независимая Норвегия продержалась меньше столетия, прежде чем снова была повергнута в хаос.
Глава 20. Харальд Синезубый
…Харальд завоевал всю Данию и Норвегию и сделал датчан христианами.
Средневековая Дания занимала гораздо бо́льшую площадь, чем современная: она включала в себя части Германии, Швеции и Норвегии, а по плотности населения далеко превосходила остальные скандинавские королевства. Своим могуществом она во многом была обязана выдающейся королевской династии X века, правившей всей страной из Еллинга (на востоке Ютландии).
Родоначальником династии был Горм Старый, начавший свою карьеру как типичный морской король, но сумевший истребить или нейтрализовать конкурентов и объединить под своей властью почти всю Ютландию[171]. Этот викинг старой закалки, верный почитатель Одина, Тора и Фрейра, притязал на происхождение от Рагнара Кожаные Штаны и каждое лето ходил в набеги.
К христианам Горм относился в целом недоверчиво (вероятно, из-за того, что южным его соседом была христианская Германия) и, как говорят, преследовал их с большой жестокостью. Причин для беспокойства на этот счет ему хватало: в результате миссионерской деятельности, развернутой веком ранее Людовиком Благочестивым, императором франков, на Ютландском полуострове сложилась небольшая христианская община, и ее существование грозило стать отличным предлогом для вторжения германского короля Генриха Птицелова.
Под этим ли предлогом или под каким-то другим германские войска действительно прорвались через Даневирке и вынудили Горма признать себя вассалом Генриха. Впрочем, это не помешало датскому королю продолжать набеги, хотя германские земли он с тех пор обходил стороной. В большинстве этих набегов Горма сопровождал его старший сын Кнуд, такой же свирепый грабитель, как и отец, и вдвоем они разорили немало поселений на побережье Северной Франции и на Британских островах. Младший сын Горма, Харальд Синезубый[172], оставался с матерью, Тирой, которая тоже была грозной воительницей и в свое время возглавила датское войско в борьбе с германцами. Тиру христиане уважали больше, чем ее мужа, и не исключено, что именно она познакомила сына с новой верой, хотя сама оставалась язычницей.
В последние годы жизни на Горма обрушились несчастья. Он овдовел и тяжело переживал свою потерю. В память о Тире он поставил большой камень с рунической надписью, в которой покойная королева именовалась «украшением Дании»[173]. Впрочем, легенда гласит, что коварство жены свело его самого в могилу: под старость лет Горм стал опасаться за жизнь своего любимого сына и поклялся убить любого, кто принесет ему весть о том, что с Кнудом случилось какое-нибудь несчастье. Когда стало известно, что Кнуд погиб при попытке захватить Дублин, никто – по понятным причинам – не горел желанием сообщить об этом королю. Но в конце концов Тира придумала, как выйти из положения[174]. В отсутствие Горма она приказала завесить тронный зал траурными полотнищами. Вернувшись, король тотчас понял, что произошло, и воскликнул: «Мой сын умер!» Поскольку эти слова первым произнес он сам, казнить было некого, но смерть все равно явилась за своей долей: сердце Горма было разбито, и два дня спустя он умер от горя.
Разумеется, это всего лишь легенда, но без предательства в том или ином виде все же не обошлось: Кнуд был убит стрелой в спину, когда смотрел на какие-то игры, и для викинга это была не самая естественная смерть. Харальд при этом был вместе с братом, и многие после шептались, что кровь Кнуда – на его руках. Но Скандинавия X века была суровой страной, и такой некрасивый поступок легко могли простить и забыть, если новый король обеспечит эффективное руководство. Так или иначе, первым делом нужно было позаботиться о теле Горма. Харальд устроил отцу великолепное погребение и возвел над его останками огромный курган из необтесанных камней. Внутри кургана он устроил деревянную камеру, украшенную резьбой и наполненную вещами, которые были дороги сердцу первого датского короля. И наконец, Харальд установил камень с рунической надписью, увековечившей память его родителей.