– Но пища остается пищей, разве нет? – спросил я.
– Нет, – мотнул головой он. – Не остается.
– Но почему?
– Все совсем по-другому.
– Тогда как?
– Нет смысла объяснять.
– Почему? – повторил я.
– Тебе не понять, – буркнул он.
– Если не скажешь – конечно, не понять, балбес, – возразил я. – Томас, я все-таки твой брат. Я хочу понять тебя. – Я остановился и положил руку ему на плечо, с силой развернув лицом к себе. – Послушай, я понимаю, что все идет не так, как нам хотелось бы. Но, черт подери, если ты будешь просто беситься всякий раз, как что-то тебя огорчает, если ты так и не дашь мне шанса понять тебя, мы вообще далеко не уедем.
Он раздраженно зажмурился, потом повернулся и зашагал обратно к кромке воды. Я пошел следом. Он вдруг остановился – так резко, что я едва не налетел на него.
– Пробежимся еще раз? – сказал он. – Прибежишь первым – расскажу.
Я удивленно заморгал:
– Это что еще за детский сад?
Серые глаза его вспыхнули гневом.
– Ты хотел знать, на что это похоже? Обгони меня.
– Бред какой, – произнес я. – Бред бредовый, да и только.
Затем, неожиданно зацепив ногу Томаса своей и толкнув его так, чтобы он потерял равновесие, я припустил по песку со всех ног.
Это почти животное наслаждение – бежать наперегонки. Не случайно дети носятся во все стороны – ради удовольствия. Взрослые, случается, забывают об этом. Я напрягал ноги, еще не отошедшие от долгой пробежки трусцой, но даже так возбуждение от бега разом выкинуло у меня из головы лишние мысли.
Где-то далеко у меня за спиной Томас, чертыхнувшись, поднялся с песка и бросился вдогонку.
Мы бежали сквозь серое утро. Погода выдалась чертовски холодной, и даже здесь, у самой воды, воздух оставался сухим. Томас обогнал меня на пару шагов, оглянулся и лягнул ногой песок, бросив горсть его мне в лицо, в глаза. Я вдохнул несколько песчинок и закашлялся, однако все-таки ухитрился ухватиться пальцами за Томасову футболку. Веса во мне больше, чем в нем, и, когда я дернул со всей силы, он снова пошатнулся, и я, так и продолжая кашлять, вырвался вперед.