Иисус Христос. Жизнь и учение. Книга II. Нагорная проповедь

Этот призыв, кроме того, имел социально-политическое измерение: отказаться от представления о других народах как врагах своего народа, о язычниках и иноплеменниках как врагах Божиих, для фарисея означало не что иное, как полностью утратить почву под ногами, лишиться одной из главных составляющих своей истории, утратить мотивацию к борьбе за национальное самоопределение. То, что Иисус в Своих речах приводил в пример иноплеменников и иноверцев, будь то самарянин (Лк. 10:33), римский сотник (Мф. 8:5–10; Лк. 7:2–9), сарептская вдова-язычница или сирийский правитель, тоже язычник (Лк. 4:25–27), вызывало раздражение, злобу и ненависть у Его слушателей из числа фарисеев и законников. За одну такую речь они чуть не сбросили Его с горы (Лк. 4:29).

Своей заповедью Иисус прежде всего пытается раздвинуть рамки мышления слушателей, заставить их понять, что Его учение имеет универсальный характер. Иисус не противопоставляет любовь к врагам любви к ближним: Он расширяет понятие ближних, включая в него врагов. Любящий только тех, кто его любит, ничем не отличается от мытарей; приветствующий только братьев своих ничем не отличается от язычников: так в Нагорной проповеди. В Проповеди на равнине параллельное место звучит несколько иначе: И если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? ибо и грешники любящих их любят. И если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? ибо и грешники тоже делают (Лк. 6:32–33). У Матфея исполняющему заповедь Иисуса противопоставляются мытари и язычники; у Луки – грешники. Матфеевское если приветствуете только братьев ваших (Мф. 5:47), имеющее достаточно узкий смысл, у Луки заменено более широким и всеобъемлющим: если делаете добро тем, которые вам делают добро (в буквальном переводе «если благотворите благотворящим вам»).

Проповедь Христа. Византия. Афон. Великая Лавра. XIII в.

Основную мысль в обоих случаях можно передать следующим образом: отношение к человеку не должно зависеть от его отношения к нам; любовь не должна быть только взаимной; добро не может быть только ответным. В проявлении любви и делании добра христианин призван занимать проактивную, а не реактивную позицию: он должен не просто реагировать на чувства и поступки других, но сам становиться источником любви и добра.

Именно такой образ действий являет Сам Иисус. К Нему стекались тысячи людей, и Он общался с ними, исцелял их болезни, вникал в их нужды, проявлял к ним любовь и милосердие, не ожидая ни ответной любви, ни награды за благодеяние. Из поля Его внимания и любви не была исключена ни одна категория людей, включая мытарей и блудниц. Даже фарисеи и законники не были лишены Его заботы: жестко и непримиримо относясь к фарисейству, обличая его наиболее уродливые проявления, Иисус не отказывался общаться с фарисеями и законниками, отвечать на их вопросы, посещать их дома и сидеть с ними за одним столом. Что же касается заповеди молиться за обижающих и гонящих, то ее Он исполнил буквально, когда на кресте молился за тех, кто распинал Его: Отче! прости им, ибо не знают, что делают (Лк. 23:34).

В Новом Завете «любовь» (ἀγάπη) – один из основополагающих терминов, ключевой для понимания всей мировоззренческой системы Иисуса. С наибольшей полнотой христианское понимание любви раскрывается в корпусе писаний Иоанна – его Евангелии и посланиях. Нагорная проповедь, в отличие от четвертого Евангелия, не содержит целостного богословия любви. В ней говорится об одном из проявлений любви – о любви к врагам. Но именно способность человека любить врагов оказывается основным индикатором того, насколько полно он усвоил христианское учение о любви и в какой степени готов претворять его в жизнь.

Заповедь о любви к врагам можно назвать квинтэссенцией всей христианской нравственности: в ней, как в фокусе, отражены другие заповеди Иисуса. Не случайно она помещена последней в серии антитез, в которых Его учение противопоставляется ветхозаветным установлениям. Именно заповедь о любви к врагам наиболее решительно обновляет ветхозаветное представление о любви, о нравственности, о тех критериях, на которых должно строиться отношение человека к человеку. Эта заповедь закладывает основу того нового миропорядка, который, по-видимому, вообще неосуществим вне рамок общины учеников Иисуса.

Любовь является внутренним чувством, расположением человека по отношению к другим людям. Она имеет не только рациональную, но и эмоциональную основу. По этой причине человеку очень трудно заставить себя полюбить кого-то, принудить себя любить врагов. Любовь к врагам не достигается путем самовнушения, она не может быть следствием решения человека поступать по отношению к ближним так, а не иначе. Безусловно, для приобретения любви к врагам требуется работа над собой, но одной этой работы недостаточно. Необходимо еще и наличие благоприятной среды, в которой человек будет развивать в себе это качество. Такой средой является община учеников Иисуса – Церковь.

Нравственные увещания Иисуса, содержащиеся в Нагорной проповеди, иногда воспринимают как призыв к жесткому самоконтролю, включая контроль за своими словами и эмоциями (Мф. 5:21–26, 33–37), за своим поведением в сексуальной сфере (Мф. 5:27–30)[273]. С нашей точки зрения, современный термин «самоконтроль» вряд ли может в полной мере отразить ту духовную работу, которой требует от человека Нагорная проповедь. Эта работа не сводится только к контролю за своими страстями или поступками: она прежде всего направлена на искоренение страстей, изживание тех причин, которые ведут к дурным поступкам. Что же касается любви к врагам, то никаким самоконтролем ее достичь невозможно: для ее приобретения требуется помощь свыше.

Иоанн Златоуст называет любовь к врагам «высочайшей из всех добродетелей», а молитву за обидчиков – «высочайшей вершиной любомудрия»[274]. Под термином «любомудрие» (φιλοσοφία) в узком смысле святоотеческая традиция понимает греческую философию; в более широком смысле этот термин указывает на мудрость, умеренность, выдержку и другие качества, составляющие добродетельный образ жизни, или на сам этот образ жизни. В данном контексте слова Златоуста могут быть поняты как аллюзия на античные философские системы, которым противопоставляется превосходящее их в нравственном отношении учение Иисуса. Призыв любить врагов в том виде, в каком мы находим его в Нагорной проповеди, чужд не только ветхозаветной ментальности, он чужд и образу мыслей античных философов, в чьих системах мы не находим подобного призыва[275]. Впрочем, и вся духовно-нравственная программа Иисуса достаточно радикально расходится с античными философскими системами, даже если в некоторых из них имеются параллели к отдельным христианским нравственным установкам.

Призыв к молитве за обидчиков и гонителей нашел широкое отражение в памятниках раннехристианской литературы. В Деяниях апостольских рассказывается о Стефане, который, когда его побивали камнями, восклицал: Господи! не вмени им греха сего (Деян. 7:60). В «Дидахи» (конец I или 1-я половина II века) христианское учение суммируется в следующих словах: «Благословляйте проклинающих вас и молитесь о врагах ваших, поститесь о гонителях ваших. Ибо какая благодать, если вы любите любящих вас? Не то же ли делают и язычники? Вы же люби´те ненавидящих вас, и не будет у вас врага»[276].

Поликарп Смирнский Фреска. XIV в.

Поликарп Смирнский (II век) пишет: «Молитесь за всех святых. Молитесь также за царей, за власти и князей, даже за преследующих и ненавидящих вас и за врагов креста, чтобы плод вашей веры был явен для всех и сами вы были совершенны»[277]. Под святыми здесь понимаются члены христианской общины, под врагами креста – язычники, гонители Церкви, в том числе римская власть. Выражение «за преследующих и ненавидящих «вас», вероятно, является одной из раннехристианских литургических формул: аналогичные формулы (например, «о ненавидящих и обидящих нас») сохранились в православном богослужении.

Заповедь о любви к врагам помимо «Дидахи» встречается у целого ряда раннехристианских авторов. Климент Римский (кон. I в.) отмечает реакцию язычников на выполнение или невыполнение этой заповеди христианами: «Ибо когда они услышат от нас, что Бог говорит: “Нет благодати вам, если любите любящих вас, но благодать вам, если любите врагов и ненавидящих вас’’, – когда они это услышат, удивляются преизбытку благости. Когда же увидят, что мы не любим не только ненавидящих, но и любящих [нас], насмехаются над нами…»[278]

Иустин Философ (II век) приводит слова Иисуса в следующей редакции: «Если любите любящих вас, что нового делаете? Ибо и блудники это делают. А Я говорю вам: моли́тесь за врагов ваших и люби́те ненавидящих вас; и благословляйте проклинающих вас и моли́тесь за обижающих вас» ¹⁰². Отметим употребление слова «блудники» (πóρνοι) вместо оригинального «мытари» (как у Матфея) или «грешники» (как у Луки): Иустин как будто бы хочет максимально заострить мысль Иисуса, проведя параллель между любовью, основанной исключительно на взаимности, и блудом. Характерна также замена матфеевского «что особенного (τπερισσóν) делаете» на «что нового (τί καινóν) делаете»: здесь содержится скрытое указание на новизну заповеди о любви к врагам по сравнению с установками иудаизма и язычества, с которыми Иустин полемизирует в своих сочинениях.

Любовь к врагам не исключает, а дополняет любовь к друзьям, близким, любящим: она есть то особенное и новое, что добавляется к обычному и старому, но не перечеркивает его. Здесь мы видим наглядный пример того, как Иисус исполняет (восполняет) Ветхий Завет, не нарушая и не упраздняя его (Мф. 5:17). То, что человек призван любить любящих и благотворить благотворителям, – это как бы само собой разумеется, так же как и то, что нельзя убивать и прелюбодействовать. Но Иисус призывает к праведности, которая превосходит праведность фарисеев, и не просто регулирует человеческие взаимоотношения в правовом поле, а открывает людям путь в Царство Небесное (Мф. 5:20), делает их сынами и дочерьми Небесного Отца.

По учению Иисуса, любовь Бога к человеку не зависит от поведения человека. Именно в этом смысл слов о том, что Бог повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных (Мф. 5:45), ибо Он благ и к неблагодарным и злым (Лк. 6:35). Подобно отцу из притчи о блудном сыне Бог любит и того, кто Ему верен, и того, кто от Него отходит (Лк. 15:11–24). Степень любви Бога к человеку не зависит от степени благочестия человека и меры его трудов: об этом говорится в притче о работниках одиннадцатого часа (Мф. 20:1–16).

Такой подход вносит существенные коррективы в ветхозаветное понимание Бога, Которому авторы библейских книг приписывали способность раскаиваться в Своих действиях по отношению к людям вследствие их дурного поведения (Быт. 6:6–7; 1 Цар. 15:35). Бог представлен в Ветхом Завете как справедливый Судия: Он поощряет за праведность и наказывает за грехи. Мера наказания при этом соответствует мере греховности человека: представление о законе справедливого возмездия (око за око, зуб за зуб) переносится из сферы человеческих взаимоотношений в сферу взаимоотношений между Богом и человеком.

Иисус не отменяет полностью этот «судебный» аспект Божественной справедливости: Он, в частности, говорит о Страшном суде, на котором человек получит воздаяние за грехи (Мф. 25:31–46). Но акцент смещается в сторону Божественного милосердия. Это позволяет некоторым христианским авторам вообще оспаривать представление о том, что Бог справедлив. С наибольшей полемической заостренностью такое представление оспаривается Исааком Сириным, который говорит, что в любви Божией нет никаких градаций, нет «больше» или «меньше»: благость и любовь Божии не уменьшаются вследствие дурных поступков людей[279]. Бог равным образом любит и праведников, и грешников, не делая различия между ними: «У Него одна любовь по отношению к нам и к святым ангелам. И к грешникам она такая же, как к праведникам. Свидетельством этого является Боговоплощение»[280]. Когда Бог наказывает человека, Он делает это из любви, а не из мести, ненависти или ярости[281].

Представление о милосердии Божием, о том, что Бог прощает грешников, не чуждо Ветхому Завету. Открываясь Моисею, Бог говорит о Себе: Господь, Господь, Бог человеколюбивый и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый и истинный, сохраняющий [правду и являющий] милость в тысячи родов, прощающий вину и преступление и грех, но не оставляющий без наказания, наказывающий вину отцов в детях и в детях детей до третьего и четвертого рода (Исх. 34:6–7). Здесь тема человеколюбия, милосердия и прощения даже доминирует над темой наказания. Но этого нельзя сказать обо всем Ветхом Завете. Подлинный и радикальный сдвиг в пользу представления о Боге как источнике любви, милосердия и прощения мы находим только в Новом Завете – в проповеди Иисуса и основанном на ней учении апостолов.