Иисус Христос. Жизнь и учение. Книга II. Нагорная проповедь

Описывая повадки фарисеев, Иисус употребляет метафорическое выражение трубить перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах (Мф. 6:2). Выражение могло указывать, в частности, на распространенный обычай анонсировать в синагоге имя жертвователя и пожертвованную им сумму[298].

Говоря о том, что милостыня должна быть тайной, Иисус использовал другую метафору: правая рука не должна знать, что делает левая. Смысл этого выражения в том, что человек, сделав доброе дело, должен как можно скорее забыть о нем, не разглашая его и не гордясь им. Климент Александрийский говорит: «Когда творишь милостыню, как говорит Господь, пусть никто не знает об этом»[299]. Иоанн Златоуст так перефразирует метафору: «Если возможно, говорит, и себя самого не знать, и если возможно скрыться от самих служащих тебе рук, то позаботься об этом»[300].

3. Молитва

Поучение о молитве в Нагорной проповеди состоит из трех частей: критики отдельных элементов фарисейской и языческой практики, текста молитвы «Отче наш» и краткого пояснения к одному из стихов этого текста. Остановимся на первой части, которая по своей структуре и словарю близка к рассмотренному отрывку о милостыне:

И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно. А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны; не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него (Мф. 6:5-8).

Обращает на себя внимание переход к единственному числу второго лица: говоря о молитве, от собирательного «вы» Иисус дважды переходит к более интимному «ты». Этот прием встречается в речи Иисуса и в других местах: Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми… Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою… (Мф. 6:1–2); Не суди́те, да не судимы будете… И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего?.. (Мф. 7:1–3); Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что очищаете внешность чаши и блюда… Фарисей слепой! очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их (Мф. 23:25–26).

Переход от множественного к единственному числу в разных ситуациях преследует разные цели; однако, как кажется, везде он направлен на то, чтобы подчеркнуть мысль, сфокусировать на ней особое внимание слушателя, заставить его почувствовать, что слова Иисуса обращены к нему лично. В рассматриваемом месте Нагорной проповеди неожиданный переход на «ты», кроме того, придает речи Иисуса бо́льшую теплоту и доверительность.

Современному человеку нелегко понять пафос критики Иисуса в адрес фарисеев, поскольку обычай молиться напоказ в том виде, в каком он описан в Нагорной проповеди, давно вышел из употребления. Люди предпочитают молиться наедине, многие стесняются молиться прилюдно, чувствуют себя неловко, оказавшись в группе молящихся людей. Это связано с представлением о том, что вся религиозная сфера является глубоко интимной, частной и личной, что религиозность человека никак не должна проявляться в публичном пространстве, в общественной жизни. Современный человек привык к комфорту и удобству; он привык жить в отдельной квартире или, по крайней мере, иметь отдельную комнату, дверь которой он может затворить за собой в любой момент, когда ему этого захочется.

Во времена Иисуса дело обстояло иным образом. Большинство Его слушателей относилось к тому сословию, принадлежность к которому не предполагала наличие у человека отдельной комнаты: семьи, как правило, жили вместе, не разделенные перегородками между членами семьи. Вся жизнь человека проходила на виду у других: его родственников, знакомых, друзей, посторонних. В небольших городах и селах (а именно в них или их окрестностях Иисус проповедовал) все жители знали друг друга и знали всё друг о друге: укрыться от чужих глаз было невозможно. И наоборот: если человек хотел, чтобы его заметили, у него для этого было гораздо больше возможностей, чем в наше время. Достаточно было просто выйти на улицу и сделать что-нибудь на глазах у людей, например остановиться для молитвы или подать милостыню так, чтобы это заметили другие, и другие непременно заметят.

Иисус упоминает два способа молитвы, характерные для фарисейского благочестия: на улицах и в синагогах. Молитва посреди улицы действительно могла вызывать удивление, но почему неуместна молитва в синагоге, ведь синагога специально предназначена для этого? Мы не знаем точно, какие конкретные примеры имел перед глазами Иисус, но очевидно, что некоторые фарисеи использовали молитву в синагоге в качестве способа продемонстрировать благочестие или эрудицию. Регулярно посещая синагоги, Иисус не мог не обращать внимание на то, как молятся фарисеи: возможно, и молитва фарисея из притчи о мытаре и фарисее была не сочинена, а подслушана в одной из синагог или в храме. Это тем более вероятно, что молиться про себя, одним умом, было не принято: каждый молился вслух, даже если это была его личная молитва, а вокруг находились люди.

Христос обличает фарисеев. Д. Тиссо. 1886–1894 гг.

Показной публичной молитве Иисус противопоставляет молитву в укромном месте. Для обозначения комнаты, в которой предлагается молиться, в греческом тексте Нового Завета употреблено слово ταμεῖον, указывающие на хозяйственное помещение, кладовую. Небольшая кладовая имелась в каждом доме[301].

Впрочем, образ комнаты имеет здесь обобщенный смысл: речь идет не о конкретном помещении, а лишь о том, что человек должен молиться вдали от людского взора и что молитва должна быть мотивирована жаждой общения с Богом, а не стремлением показать себя людям. В последующей традиции широкое распространение получило аллегорическое толкование этого текста: под комнатой надо понимать сердце человека, его ум, а под закрытой дверью – ограждение ума от посторонних помыслов, концентрацию на словах молитвы. По словам Илария Пиктавийского (IV век), Христос «призывает нас войти не в укромное место дома, но в горницу нашего сердца и молиться в тайном уединении нашего ума»[302]. Блаженный Августин пишет: «Снаружи находится все временное и видимое, что вторгается через дверь, то есть через плотское чувство, в наши помышления и множеством суетных представлений мешает молящимся. Поэтому следует затворить дверь, то есть следует противостоять плотскому чувству, чтобы к Отцу была устремлена духовная молитва, которая совершается в глубине сердца»[303].

Помимо фарисейского обычая молиться напоказ объектом критики Иисуса становится многословие, свойственное язычникам. Не вполне понятно, какая конкретно практика имеется здесь в виду и где Иисус мог с ней ознакомиться. Возможно, Он ссылается на примеры молитв язычников, приведенные в Ветхом Завете. Один такой пример был широко известен – молитва четырехсот пятидесяти жрецов Вааловых, выразительно описанная в 3-й книге Царств:

И взяли они тельца, который дан был им, и приготовили, и призывали имя Ваала от утра до полудня, говоря: Ваал, услышь нас! Но не было ни голоса, ни ответа. И скакали они у жертвенника, который сделали. В полдень Илия стал смеяться над ними и говорил: кричите громким голосом, ибо он бог; может быть, он задумался, или занят чем-либо, или в дороге, а может быть, и спит, так он проснется! И стали они кричать громким голосом, и кололи себя по своему обыкновению ножами и копьями, так что кровь лилась по ним. Прошел полдень, а они все еще бесновались до самого времени вечернего жертвоприношения; но не было ни голоса, ни ответа, ни слуха (3 Цар. 18:26–29).

Глагол βατταλογέω, переведенный как «говорить лишнее», в Новом Завете больше не встречается; помимо этого места известен только один случай его употребления в греческой литературе. Значение этого глагола можно передать словами «разглагольствовать», «бормотать», «пустословить», «говорить без смысла»[304]. Отчасти значение глагола проясняется использованным в той же фразе существительным πολυλογία («многословие»).

Толкование высказываний Иисуса о молитве представляет собой определенную трудность и может породить много вопросов, особенно при сравнении того, что говорит Он, с практикой большинства христианских общин. Если Он возражает против общественной молитвы, почему Церковь так настаивает на необходимости участия в общественном богослужении? Если Бог знает все, что нам необходимо, зачем вообще что-либо у Него просить? Если Иисус критикует многословие в молитве, почему христианские богослужения (в особенности православные) такие долгие?

Прежде всего, Иисус не выступает против общественной молитвы как таковой. Тот факт, что Он ежегодно приходил в храм Иерусалимский и каждую субботу посещал синагогу, свидетельствует о Его уважительном отношении к общественной молитве. Острие Его критики направлено против конкретного аспекта поведения фарисеев в местах молитвенных собраний, а не против совместной молитвы. Если бы Он был противником такой молитвы, Он не сказал бы Своим ученикам: Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного, ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них (Мф. 18:19–20).

Кроме того, Иисус нигде не высказывается против продолжительной молитвы – ни в Нагорной проповеди, ни где-либо еще. Совет не многословить в молитве вовсе не означает, что молитва не может быть продолжительной. Сам Иисус иногда целые ночи проводил в молитве. Об этом свидетельствует, в частности, рассказ о буре на море. Отпустив народ и учеников с вечера, то есть, надо полагать, еще до заката, Он взошел на гору для уединенной молитвы. К ученикам он вернулся лишь в четвертую стражу ночи, то есть под утро, незадолго до рассвета (Мф. 14:22–25). Перед избранием двенадцати апостолов Он также взошел на гору и пробыл всю ночь в молитве к Богу (Лк. 6:12).

Обычай удаляться от людей для уединенной молитвы был характерен для Иисуса (Мф. 14:23; Мк. 6:46; Лк. 5:16; Лк. 6:12; Ин. 6:15; Ин. 8:1). Однако, как явствует из Евангелия, Он мог молиться и в присутствии учеников (Лк. 10:21; Ин. 17:1–26), и даже в присутствии народа, прерывая для этого обращенную к народу речь (Мф. 11:25–26; Ин. 12:27–28). Молитва была для Него настолько естественной формой самовыражения, что Он мог в любой момент обратиться к Богу. Иногда люди слышали не только Его молитву, но и ответ Бога (Ин. 12:28).