Тайная Вечеря стала событием, с которого начался отсчет евхаристического времени в жизни христианской Церкви. Это время продолжается и поныне, поскольку Евхаристия совершается в каждой церковной общине по завету Иисуса:
При толковании молитвы «Отче наш» необходимо учесть тот евхаристический контекст, в котором ранняя Церковь воспринимала эту молитву. С самого начала она стала частью Евхаристии, в контексте которой слова «Хлеб наш насущный дай нам на сей день» могли означать только одно: просьбу о приобщении хлеба, сшедшего с небес, того «сверхсущностного» хлеба, каковым является преломляемое на Евхаристии Тело Христа. Этим смыслом наполняются слова молитвы Господней всякий раз, когда они звучат на литургии.
Если же молитва Господня читается вне литургического контекста, например перед едой (как это в обычае у православных христиан), тогда под хлебом насущным понимается обычная земная пища, в которой нуждается каждый человек, каждая семья. В расширительном смысле под хлебом насущным можно понимать все, что необходимо человеку для жизни. При этом список насущных нужд, как напоминает Григорий Нисский, не должен включать предметы роскоши[370].
Далее в Нагорной проповеди мы услышим призывы Иисуса не заботиться о еде, питье и одежде (Мф. 6:25-32) и не заботиться о завтрашнем дне (Мф. 6:34). Слова молитвы Господней о хлебе насущном не противоречат этим призывам. Молящийся не просит хлеба на завтра: он просит хлеб на сегодня (вот почему нам представляются неубедительными попытки истолковать хлеб насущный как «завтрашний» или «будущий»). По словам Киприана Карфагенского, «кто сделался учеником Христовым, тот, по слову Учителя, отказываясь от всего, и должен просить только дневного пропитания и в молитве не простирать далее своих желаний… Было бы противоречие и несообразность в том, если бы мы искали в этом веке продовольствия на долгое время, когда просим о скором пришествии Царства Божия»[371].
Сбор манны небесной.
Здесь нельзя не вспомнить одну деталь рассказа о том, как Бог питал манной народ израильский. Манна падала на землю каждое утро, и люди могли собрать ее сколько хотели. Однако запрещалось оставлять ее на следующий день, кроме субботы, для которой запасы манны делались накануне (Исх. 16:19-22). Человек, возлагающий надежду на Бога, не заботится о завтрашнем дне в том смысле, что у него нет страха перед будущим. Он верит в то, что Бог не оставит его, и просит у Бога дневного пропитания для себя и своей семьи.
В одном из повествований, вошедших в сборник «Изречений пустынных отцов», рассказывается о том, как старец с учеником шли вдоль берега моря. Ученик захотел пить и сказал об этом старцу. Старец помолился и сказал: «Пей из моря». Ученик напился воды, которая по молитве старца сделалась пресной, но тут же решил запастись водой на дальнейший путь. Старец спросил: «Зачем ты зачерпнул воды?» Ученик ответил: «Прости мне, авва, может быть, еще захочется пить». Тогда старец сказал: «Бог, сущий здесь, – Он и везде Бог»[372].
Этот рассказ, как и библейское повествование о ежедневно сходившей с неба манне, может кому-то показаться благочестивой легендой. Многие в наше время вообще не верят в возможность чудес, говорят подобно Ренану или Толстому: «Чудес не бывает»[373].
Между тем чудо преложения (изменения) хлеба и вина в Тело и Кровь Христа ежедневно совершается в Церкви. В это можно верить или не верить, но невозможно отрицать факт, который становится очевидным для всякого, кто соприкасается с жизнью Церкви: люди, причащающиеся этого хлеба и этого вина, меняются, становятся лучше, чем были прежде, их жизнь получает новое измерение. Это ежедневное чудо преображения человека наблюдают тысячи священников. Подобно врачам, прописывающим правильные лекарства, а потом наблюдающим их целительное действие на пациента, священники предлагают людям лекарство «хлеба, сшедшего с небес» и видят, какое благотворное действие этот хлеб оказывает на них.
Человек не может жить без пищи, без хлеба насущного. Но «не хлебом единым будет жив человек». В не меньшей степени, чем в хлебе материальном, человек нуждается в пище духовной. Чудо превращения обычного земного хлеба, испеченного человеческими руками, в Тело Христа – это только часть того, что происходит в Церкви. Другая часть – это чудо внутреннего преображения человека, происходящее благодаря встрече человека с Богом, общению с Иисусом через молитву, соединение с Ним благодаря вкушению небесного хлеба.
6. «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим»
Следующее прошение молитвы Господней имеет прямое отношение к образу жизни человека, так как ставит прощение, получаемое от Бога, в прямую зависимость от того, прощает ли человек своих должников. Этой теме посвящены многочисленные поучения Иисуса, в том числе та часть Нагорной проповеди, которая следует непосредственно за молитвой «Отче наш» и является комментарием к рассматриваемому стиху:
Представляется правильным рассмотреть стих молитвы вместе с этим комментарием.
Прежде всего остановимся на используемых терминах. В молитве «Отче наш», как она изложена у Матфея, речь идет о «долгах» (όφειλήματα). В параллельном тексте Луки использован термин «грехи» (άμαρτίαι). В комментарии к молитве у Матфея, а также в параллельном к этому комментарию тексте Марка (Мк. 11:25) употреблен термин «согрешения» (παραπτώματα). Очевидно, что три термина воспринимаются как синонимы, хотя каждый из них имеет свою смысловую нагрузку. Термин όφείλημα употребляется преимущественно в финансовой сфере и означает «долг», «задолженность». Термин αμαρτία, переводимый как «грех», изначально указывал на «промах», «попадание мимо цели»; он может быть переведен как «ошибка», «отклонение», «сбой». Наконец, термин παράπτωμα указывает на «заблуждение», «ошибку», «крах».
Слово «долг», употребленное в той версии молитвы Господней, которая включена в Нагорную проповедь, заставляет вспомнить притчу о двух должниках (Мф. 18:23-35). В ней Иисус говорит о человеке, которому господин простил огромный долг, но который не захотел простить значительно меньший долг своему должнику. Господин в притче обращает к своему рабу слова:
Человек должен уметь прощать, если он хочет получить прощение от Бога; эта мысль была прочно усвоена ранней Церковью. В первой половине II века Поликарп Смирнский пишет христианской общине в Филиппах: «Если молим Господа, чтоб Он простил нас, то и мы должны прощать. Ибо все мы находимся пред очами Господа и Бога; каждый из нас должен предстать пред судилище Христово и каждый за себя дать отчет»[374]. В III веке Киприан Карфагенский говорит:
Научивший нас молиться о грехах и долгах наших обещал нам милосердие Отца и следующее затем прощение. К этому ясно присовокупил и прибавил закон, ограничивающий нас известным условием и обетом, по которому мы должны просить, чтобы нам оставлены были долги так, как и мы оставляем должникам нашим, зная, что не может быть получено нами отпущение грехов, если мы не сделаем того же относительно должников наших… Итак, тебе не остается никакого извинения в день суда: ты будешь судим по собственному своему приговору, с тобою поступят так, как сам ты поступишь с другими.[375]
Филиппы