Ученые разделились во мнениях относительно того, происходила ли беседа с самарянкой возле Аскара или возле Сихема[186]. Однако оба города находятся в географической близости один от другого: этим может объясняться использование топонима Сихарь, не известного из других источников.
В Ветхом Завете не упоминается источник, как-либо связанный с Иаковом. Очевидно, источник, находящийся у подножия горы Гаризим, близ города Сихем, увязало с именем библейского патриарха самарянское предание. О том, что речь идет именно об этом источнике, свидетельствуют слова женщины, указывающие, что действие происходило возле горы: Отцы наши поклонялись на этой горе.
Христос и самарянка. Г. И. Семирадский 1890 г
Слова «утрудившись от пути» в классической святоотеческой экзегетике обычно воспринимают как одно из многочисленных в Евангелиях подтверждений того, что Иисус, будучи Богом, был одновременно реальным человеком, устававшим и нуждавшимся в отдыхе: «Он был смертен, но Бог. Он носитель плоти, но вне тела. Как смертный Он вкушал сон и как Бог усмирял море. Утомлялся в пути, но у смертных укреплял силы и колени. Если одно свидетельствовало о нищете смертного, то другое – о богатстве Бесплотного»[187]. Отмечают также простоту и неприхотливость Иисуса: «Видишь? Он сел от усталости и жары и для того, чтобы дождаться учеников… Он садится, для отдохновения тела и прохлады, при источнике. Что значит “сел”? То есть сел не на престоле, не с возглавием, но просто, как случилось, на земле»[188].
Включение в рассказ упоминания о том, что «было около шестого часа», выдает в авторе очевидца события. Шестой час – по современному счету около полудня – время, когда в Самарии может быть очень жарко, тем более если считать, что беседа происходила в начале мая (о времени года, когда происходило событие, будет сказано ниже).
Собеседница Иисуса в рассказе названа сначала «женщиной из Самарии», затем «женщиной Самарийской». Сама она называет себя Самарянкой. Имя ее остается неизвестным, и в дальнейшем повествовании евангелист называет ее просто женщиной (в общей сложности слово «женщина» встречается в 4-й главе Евангелия от Иоанна 11 раз). Мы также не узнаем, исполнила ли она просьбу Иисуса – дала ли Ему пить: эту подробность евангелист опускает, целиком сосредотачиваясь на изложении беседы.
Самарянка удивлена просьбой Путника по той причине, которую сообщает евангелист: ибо Иудеи с Самарянами не сообщаются (ού γάρ συγχρωνται Ιουδαίοι Σαμαρίταις). Греческий глагол συγχράομαι буквально означает «совместно пользоваться чем-либо». Возможный смысл слов евангелиста: иудеи не пользуются теми же вещами, что и самаряне. Женщина, следовательно, удивлена не столько тем, что иудей обратился к ней, сколько тем, что Он готов пить из ее водоноса.
Слова Иисуса о воде живой озадачивают ее. О какой воде Он говорит? В греческом языке словосочетание ύδωρ ζων (буквально: «вода живая») указывает на воду проточную (источник, река), в отличие от воды стоячей (озеро, пруд). Откуда у этого Человека возьмется свежая проточная вода, если Ему даже зачерпнуть ее нечем? В то же время женщина начинает чувствовать, что перед ней не обычный человек. Поэтому она вспоминает об Иакове, который дал самарянам этот колодец, и сам из него пил, и дети его, и скот его. Возможно, в сознании самарянки (или в предании самарян) колодец у подножия горы Гаризим смешивается с тем колодцем в земле Харран, из которого Иаков напоил овец Лавана (Быт. 29:1-10).
Точный смысл слов самарянки восстановить затруднительно без знания тех преданий, связанных с Иаковом, которые бытовали в Самарии времен Иисуса. Возможно, имя Иакова связывалось не столько с конкретным колодцем, сколько с неким более общим представлением о праотцах как тех, кто все пили одно и то же духовное питие: ибо пили из духовного последующего камня; камень же был Христос (1 Кор. 10:4)[189]. Сам образ колодца мог быть связан и с Иаковом, и с мессианскими ожиданиями, что подтверждается продолжением беседы, где вслед за темой Иакова возникает тема Мессии.
Вопрос самарянки – неужели Ты больше отца нашего Иакова? – стоит в одном ряду с похожим вопросом, который Иисусу зададут иудеи: Неужели Ты больше отца нашего Авраама, который умер? (Ин. 8:53). Начиная с пролога, где Иисус Христос поставлен выше Моисея (Ин. 1:17), в четвертом Евангелии последовательно проводится мысль о том, что Иисус выше ветхозаветных праведников, будь то Авраам, Иаков, Моисей или пророки. Однако последовательность, с которой евангелист проводит эту мысль, отнюдь не означает, что он является ее автором: этот вопрос естественным образом возникал у многих, кто общался с Иисусом, и нет никаких оснований сомневаться в том, что евангелист не сочинял беседы Иисуса с иудеями, а записывал беседы, имевшие место в действительности.
Христос и самарянка. В. Д. Поленов 1889–1909 гг
Синоптические Евангелия содержат неоднократные упоминания о том, что Иисуса принимали за одного из древних пророков (Мф. 16:13–14; Мк. 6:14–15; 8:27–28; Лк. 7:11–16). Слава воскресшего древнего пророка преследовала Иисуса (Лк. 9:19). После того как Иоанн Креститель будет обезглавлен, Иисуса будут принимать за воскресшего Крестителя (Мк. 6:16). Нет ничего удивительного в том, что апостол Иоанн, с самого начала своего Евангелия торжественно провозгласивший Божественность Иисуса Христа, придает особое значение тем эпизодам, в которых подчеркивается, что Иисус не просто один из древних пророков, но обетованный Мессия. Эти эпизоды евангелист выбирает из множества других, которые сохранились в его памяти и в предании ранней Церкви.
Слова Иисуса о воде живой, которую Он может дать, и о том, что пьющий эту воду не будет жаждать вовек, так же непонятны для самарянки, как для Никодима была непонятна идея рождения от воды и Духа. Читателю четвертого Евангелия не сразу раскрывается тот смысл, который Иисус вкладывает в понятие воды живой. Однако позже Он скажет иудеям: Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой. К этому изречению евангелист добавит разъяснение: Сие сказал Он о Духе, Которого имели принять верующие в Него: ибо еще не было на них Духа Святого, потому что Иисус еще не был Прославлен (Ин. 7:38–39).
Сравнивая два изречения Иисуса – из беседы с самарянкой и из диалога с иудеями, – древние толкователи приходят к единогласному мнению, что под водой живой следует понимать благодать Святого Духа[190]. Образ воды употребляется по той причине, что эта благодать имеет прямую связь с крещением. Однако крещение является рождением от воды и Духа; следовательно, материальная вода – лишь средство для передачи верующим нематериального Духа, Который Дышит, где хочет.
От воды материальной Иисус пытался возвести мысль женщины к воде живой – благодати Святого Духа; от жажды земной – к той жажде Бога, о которой говорил Псалмопевец: Жаждет душа моя к Богу крепкому, живому (Пс. 41:3). Жажду богообщения – внутреннюю, духовную жажду, присущую человеку в силу того, что он создан по образу и подобию Бога и тяготеет к Богу, – может утолить только Сам Иисус. Каким образом? Через благодать Святого Духа.
О Духе Иисус говорит далее, отвечая на вопрос самарянки: где надлежит поклоняться Богу? Спор об этом был одним из главных пунктов расхождения между иудеями и самарянами: первые ходили для поклонения Богу в Иерусалимский храм, вторые поклонялись «на этой горе». Иисус дает тройной ответ. Сначала Он говорит о том, что наступает время, когда ни та ни другая практика не будут иметь решающего значения. Затем Он все-таки защищает иудейскую практику в противовес самарянской, идентифицируя Себя с иудейской традицией: вы, самаряне, не знаете, чему кланяетесь, а мы, иудеи, знаем, чему кланяемся. Наконец, Он говорит о том, что настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине.
Эти слова следует понимать в общем контексте отношения Иисуса к Иерусалимскому храму и связанному с ним культу жертвоприношений. Мы видели, что Иисус был с юности привязан к храму как к дому, где живет Его Отец. Эта привязанность заставляла Его вновь и вновь приходить в храм по большим праздникам, преодолевая сотни километров пути. Эта же привязанность просматривается во второй части ответа Иисуса на вопрос самарянки о месте богопоклонения: если выбирать из двух мест, то Иерусалимский храм заслуживает большего уважения, чем гора Гаризим.
Дважды употребленное Иисусом будущее время (будете поклоняться Отцу; истинные поклонники будут поклоняться Отцу) контрастирует с прошедшим временем в словах женщины (отцы наши поклонялись на этой горе)[191]. Мысли самарянки – в прошлом, в эпохе «отцов». Мысль Иисуса простирается в будущее: Он говорит о новой религии, не привязанной к конкретному месту и не зацикленной на прошлом.
В то же время Его приверженность иудейской традиции четко просматривается в лаконичной формуле: спасение от Иудеев[192]. Бог послал Своего Сына прежде всего к погибшим овцам дома Израилева (Мф. 15:24). По этой причине Иисус и Сам не делал Самарию специальным объектом Своей проповеди, оказываясь там лишь на пути из Иудеи в Галилею и обратно, и ученикам говорил: На путь к язычникам не ходите, и в город Самарянский не входите (Мф. 10:5). И тем не менее на проповедь Иисуса откликались и самаряне, и язычники, что видно из многочисленных примеров, приведенных в синоптических Евангелиях: из десяти исцеленных лишь один, самарянин, возвращается, чтобы поблагодарить Иисуса (Лк. 17:16); о римском сотнике Иисус говорит: И в Израиле не нашел Я такой веры (Мф. 8:10); женщине-язычнице Иисус говорит: О, женщина! велика вера твоя (Мф. 15:28).
Формула спасение от Иудеев очень важна для понимания характера миссии Иисуса. Эта миссия носила вселенский характер, но произрастала из традиции, отраженной в Ветхом Завете, причем не в его усеченном, самарянском варианте, а в том, который в иудейской традиции существовал под названием «закона и пророков». Иисус был выше Моисея и пророков, но именно «закон и пророки» стали тем основанием, на котором Он строил Свою миссию. Подобно концентрическим кругам, она постепенно расширялась, уже при Его жизни выйдя за узкие пределы иудейского народа. Но только после Его смерти и воскресения она стала приобретать подлинно всемирный масштаб.