— Спасибо, — отказывался Том. — Я, пожалуй, не буду.
Выпив, он запросто может проморгать момент, когда кто-то там, наверху, начнёт бить в барабан. Он позовёт: «Ну где же ты, старый Том?» А старый Том будет дегустировать напитки… нет, этого нельзя допустить.
Первым тревожным звоночком стал случай на озере.
Тот же бар, каштаны за окном и пахнущие скипидарной мазью руки бармена.
— Одну даму вчера клюнула чайка, — провозгласил он, будучи не в силах держать в себе инфекцию новости.
Новость уже не была для бармена новостью уже часа четыре. Но он терпеливо ждал, пока под его покровительством соберётся достаточно народу.
— Что за дама? — спросил кто-то.
Отозвался лодочник — судя по всему, свидетель произошедшего. Сопровождаемый благосклонным кивком бармена, он с радостью принял выделенную ему роль. Проскрипел:
— Приезжая. Такая, вся зализанная, и ты бы видел мартин, на котором эта кукушка сюда принеслась.
— А кто грёб?
— Сама гребла. И не только полами манто…
Дружный смех.
— Что за чайка? — спросил Том, который сидел в дальнем углу за одиноким круглым столиком, где специально для него всегда стояла лампа и лежала парочка книг. Сейчас это Экзюпери и Достоевский. Местного розлива грамотеи то и дело пытались подсунуть ему то Библию, то какие-нибудь откровения Евангелистов, которые он листал и откладывал с тёплой улыбкой. «Не хотите же вы, чтобы я убивал вам вечер вдохновлённым цитированием всех этих книг?» — говорил он завсегдатаям.
На секунду установилась пауза, а потом смех возобновился — уже по другому поводу.
— Тебе следовало спросить «что за дама», как это сделал Свифт. Разве тебе не интересны женщины?
— Я уже старый, — без обиняков сказал Том. Ему не хотелось спорить. Усталость должна свисать из-под его век похожими на мошонку мешками — сегодня он очень плохо спал. Так к чему изображать из себя молодого?
Лодочник пожал плечами, и скорчил рожу, однозначно напоминающую лягушачью. Он и был Лягушонком — прозвали его так за бородавчатое лицо (все завсегдатаи уже выучили их количество и расположение наизусть. Одна над верхней губой, две под правым веком, ещё три прямо на подбородке, в них, как в клумбах он отращивал длинные волоски. И ещё одна за левым ухом, прикрытая длинными волосами — лодочник показывал её только избранным. Другое дело, что избранных за каждой карточной партией набиралось на целый стол). Это прозвище, казалось, пошло из глубины веков, в которой зародился Лягушонок — может, со школьной скамьи. С годами он начал всё больше напоминать цаплю. Цаплю, которая съела лягушонка.
— Свифт, пожалуй, постарше тебя года на три, — сказал он и улыбнулся, показав череду неровных зубов.
Тому было всё равно. Он повертел застывший на стойке стакан, задумчиво посмотрел через его грани на свет. Кусочек стекла сверху сколот, и стакан напоминал начавшую подтаивать ледяную фигуру.
— Так что это была за птица?
ebooksa