Евангелие от Матфея. Исторический и богословский комментарий. Том 1
И взяли они тельца, который дан был им, и приготовили, и призывали имя Ваала от утра до полудня, говоря: Ваале, услышь нас! Но не было ни голоса, ни ответа. И скакали они у жертвенника, который сделали. В полдень Илия стал смеяться над ними и говорил: кричите громким голосом, ибо он бог; может быть, он задумался, или занят чем-либо, или в дороге, а может быть, и спит, так он проснется! И стали они кричать громким голосом, и кололи себя по своему обыкновению ножами и копьями, так что кровь лилась по ним. Прошел полдень, а они все еще бесновались до самого времени вечернего жертвоприношения; но не было ни голоса, ни ответа, ни слуха (3 Цар. 18:26–29).
Глагол βατταλογέω, переведенный как «говорить лишнее», в Новом Завете больше не встречается; помимо этого места, известен только один случай его употребления в греческой литературе. Значение этого глагола можно передать словами «разглагольствовать», «бормотать», «пустословить», «говорить без смысла»[351]. Отчасти значение глагола проясняется использованным в той же фразе существительным πολυλογία («многословие»).
Толкование высказываний Иисуса о молитве представляет собой определенную трудность и может породить много вопросов, особенно при сравнении того, что говорит Он, с практикой большинства христианских общин. Если Он возражает против общественной молитвы, почему Церковь так настаивает на необходимости участия в общественном богослужении? Если Бог знает все, что нам необходимо, зачем вообще что-либо у Него просить? Если Иисус критикует многословие в молитве, почему христианские богослужения (в особенности православные) такие долгие?
Прежде всего, Иисус не выступает против общественной молитвы как таковой. Тот факт, что Он ежегодно приходил в храм Иерусалимский и каждую субботу посещал синагогу, свидетельствует о Его уважительном отношении к общественной молитве. Острие Его критики направлено против конкретного аспекта поведения фарисеев в местах молитвенных собраний, а не против совместной молитвы. Если бы Он был противником такой молитвы, Он не сказал бы Своим ученикам: «Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного, ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18:19–20).
Кроме того, Иисус нигде не высказывается против продолжительной молитвы – ни в Нагорной проповеди, ни где-либо еще. Совет не многословить в молитве вовсе не означает, что молитва не может быть продолжительной. Сам Иисус иногда целые ночи проводил в молитве. Об этом свидетельствует, в частности, рассказ о буре на море. Отпустив народ и учеников с вечера, то есть, надо полагать, еще до заката, Он взошел на гору для уединенной молитвы. К ученикам Он вернулся лишь «в четвертую стражу ночи», то есть под утро, незадолго до рассвета (Мф. 18:22–25). Перед избранием двенадцати апостолов Он также взошел на гору и «пробыл всю ночь в молитве к Богу» (Лк. 6:12).
Обычай удаляться от людей для уединенной молитвы был характерен для Иисуса (Мф. 14:23; Мк. 6:46; Лк. 5:16; 6:12; Ин. 6:15; 8:1). Однако, как явствует из Евангелия, Он мог молиться и в присутствии учеников (Лк. 10:21; Ин. 17:1—26), и даже в присутствии народа, прерывая для этого обращенную к народу речь (Мф. 11:25–26; Ин. 12:27–28). Молитва была для Него настолько естественной формой самовыражения, что Он мог в любой момент обратиться к Богу. Иногда люди слышали не только Его молитву, но и ответ Бога (Ин. 12:28).
Совет «не многословить в молитве» может относиться не только к внешним формам молитвы, но и к ее внутреннему содержанию[352], особенно если его рассматривать в свете напоминания о том, что Бог заранее знает все, в чем человек нуждается. В молитве наибольшую ценность представляет не то или иное земное благо, которое человек может получить благодаря ей, а сама молитва, само предстояние перед Богом, чувство присутствия Бога. Датский философ-экзистенциалист С. Кьеркегор (1813–1855) так описывает опыт молящегося человека:
Было что-то, чего он так жаждал, какая-то вещь, столь важная для него; ему так было важно верно поведать о себе Богу, и он боялся забыть сказать о чем-то в молитве, ах, и он боялся, что, если он это забудет, Бог Сам не вспомнит об этом: потому он стремился собраться умом, чтобы откровенно высказать все в молитве. И что же случалось с ним дальше, если, конечно, он был откровенен в молитве? А случалось с ним нечто удивительное; по мере того, как он все откровеннее и откровеннее молился, ему все меньше и меньше приходилось говорить, пока, наконец, он не умолкал совершенно. Он умолкал, и, – что гораздо больше, чем просто молчание, – вместо того, чтобы говорить, он начинал слушать. Он думал, что молиться – значит говорить, он узнавал, что молиться – значит не просто молчать, но – слушать. Так и есть: молиться – не значит слушать самого себя, говорящего, но значит прийти в молчание и, умолкнув, ждать до тех пор, пока не услышишь Бога[353].
Услышать Бога, почувствовать в Нем Отца, ощутить Его присутствие в своей жизни – вот что оказывается подлинной целью молитвы. Это красноречиво иллюстрирует молитва «Отче наш», в которой практически отсутствуют прошения, касающиеся земных нужд и потребностей человека (за исключением прошения о хлебе насущном, если под этим хлебом понимать материальную пищу), но которая всецело сосредоточена на реальностях духовной жизни: имени Божием, Царствии Божием, воле Божией, оставлении грехов и избавлении от власти диавола. Эта немногословная молитва является конкретным примером того, как последователь Иисуса призывается молиться, не говоря лишнего, но обращаясь мыслью к Небесному Отцу, отрешаясь от земных забот и восходя умом к высотам божественного молчания.
4. «Отче наш»
9Молитесь же так: Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; 10да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; 11хлеб наш насущный дай нам на сей день; 12и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; 13и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.
Ученики часто видели Иисуса молящимся[354] и не могли не ощущать Его близость к Богу. Им тоже хотелось приобщиться к этим особым отношениям с Богом, поэтому однажды, когда Он окончил молитву, один из них попросил Его: «Господи! научи нас молиться, как и Иоанн научил учеников своих». В ответ Иисус диктует текст молитвы «Отче наш». Такова версия Луки (Лк. 11:1–2). При этом, как мы говорили, в наиболее древних рукописях Луки молитва приводится в несколько сокращенном варианте.
У Матфея молитва «Отче наш» входит в состав Нагорной проповеди, где она появляется без просьбы учеников и имеет более полную форму. Приведем оба варианта молитвы (вариант Луки мы приводим в переводе с критического издания[355]):
В научной литературе существуют разные теории происхождения молитвы «Отче наш». Некоторые ученые из числа придерживающихся представления о первенстве Евангелия от Марка считают, что Матфей сочинил молитву на основе отдельных стихов Марка, а именно: слова «Отче наш» взяты из Мк. 14:36 («Авва Отче»); «сущий на небесах» – из Мк. 11:25 («Отец ваш Небесный»); «да приидет Царствие Твое» – из Мк. 9:1 («есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Царствие Божие, пришедшее в силе»); «да будет воля Твоя» – из Мк. 14:36 («но не чего Я хочу, а чего Ты»); «прости нам долги наши» – из Мк. 11:25 («и когда стоите на молитве, прощайте, если что имеете на кого»); «не введи нас в искушение» – из Мк. 14:38 («бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение»). На основе этих стихов Марка, дополнив их двумя стихами, взятыми из собственного материала («да святится имя Твое» из Мф. 4:10 и «хлеб наш насущный дай нам на сей день» из Мф. 7:9), Матфей сочинил молитву для литургического употребления в своей общине, а Лука затем сократил эту молитву[356].
Столь замысловатая теория происхождения молитвы призвана объяснить, почему она отсутствует в Евангелии от Марка. Другие ученые, исходя из иных концепций взаимозависимости трех синоптических Евангелий, предлагают другие теории. Исследователи, исходящие из «теории двух источников», в основном сходятся во мнении о том, что наиболее древней и аутентичной («восходящей к Q и через нее – к Самому Иисусу») является версия Луки[357], к которой Матфей добавил два прошения. Аутентичность версии Луки и ее большее соответствие языку Иисуса, по мнению этих авторов, подтверждается тем, что Иисус в молитве употреблял слово «Отче», трижды в Новом Завете зафиксированное в его арамейском оригинальном звучании: «Авва» (Мк. 14:36; Рим. 8:15; Гал. 4:6)[358].
Между тем, разница между версиями Матфея и Луки не столь существенна. Возможно, она обусловлена тем, что разные варианты молитвы «Отче наш» употреблялись в разных христианских общинах. В то же время, версия Луки не присутствует ни в одном литургическом памятнике, тогда как версия Матфея вошла во все известные источники, отражающие литургическую практику древней Церкви, включая «Дидахи» (где молитва приведена по версии Матфея, с минимальными изменениями, но без сокращений)[359]. Этот факт говорит в пользу значительно большей распространенности версии Матфея уже в I в. Впоследствии версия Матфея путем гармонической корректировки полностью вытеснила оригинальную версию Луки даже из рукописной традиции Евангелия от Луки.
Большинство теорий происхождения молитвы «Отче наш», предлагаемых современными учеными, являются плодом спекуляций и домыслов. Они не только не основываются на данных самих Евангелий от Матфея и Луки, но и прямо их игнорируют. Если следовать тем двум версиям происхождения молитвы, которые содержатся в этих Евангелиях, то их гармонизация приводит к следующему выводу: Иисус продиктовал молитву «Отче наш» Своим ученикам дважды – один раз в составе Нагорной проповеди, а другой раз в ответ на их просьбу научить их молитве. Нет ничего невероятного в том, что дело происходило именно так, как это описывают евангелисты, а не так как фантазируют ученые, заставляя Матфея сочинять молитву из лоскутов, вырезанных из Марка, или добавлять прошения к версии Луки.
Более того, Иисус мог повторять эту молитву и в других ситуациях, и ученики вполне могли начать использовать ее в собственной молитвенной практике еще при Его жизни. Было бы даже странно, если бы ученики, услышав молитву из уст Иисуса не менее, чем дважды, в том числе один раз в ответ на свою прямую просьбу, потом тотчас бы ее забыли и не использовали. Сам Иисус мог произносить эту молитву вместе с учениками, и ее сохранение в молитвенном обиходе ранней Церкви было прямым продолжением той практики, которая сложилась в общине Его учеников.
Молитва «Отче наш» в христианской традиции получила название молитвы Господней. С точки зрения Церкви, это единственная молитва, содержащаяся в литургических книгах, которая не была составлена людьми, но была продиктована Богом для людей. В этом отношении она уникальна. В каком-то смысле она служит образцом для многих других молитв, составленных людьми.