Заповедь о любви к врагам можно назвать квинтэссенцией всей христианской нравственности: в ней, как в фокусе, отражены другие заповеди Иисуса. Не случайно она помещена последней в серии антитез, в которых Его учение противопоставляется ветхозаветным установлениям. Именно заповедь о любви к врагам наиболее решительно обновляет ветхозаветное представление о любви, о нравственности, о тех критериях, на которых должно строиться отношение человека к человеку. Эта заповедь закладывает основу того нового миропорядка, который, по-видимому, вообще неосуществим вне рамок общины учеников Иисуса.
Любовь является внутренним чувством, расположением человека по отношению к другим людям. Она имеет не только рациональную, но и эмоциональную основу. По этой причине человеку очень трудно заставить себя полюбить кого-то, принудить себя любить врагов. Любовь к врагам не достигается путем самовнушения, она не может быть следствием решения человека поступать по отношению к ближним так, а не иначе. Безусловно, для приобретения любви к врагам требуется работа над собой, но одной этой работы недостаточно. Необходимо еще и наличие «благоприятной среды», в которой человек будет развивать в себе это качество. Такой средой является община учеников Иисуса, Церковь.
Нравственные увещания Иисуса, содержащиеся в Нагорной проповеди, иногда воспринимают как призыв к жесткому самоконтролю, включая контроль за своими словами и эмоциями (Мф. 5:21–26, 33–37), за своим поведением в сексуальной сфере (Мф. 5:27–30)[319]. С нашей точки зрения, современный термин «самоконтроль» вряд ли может в полной мере отразить ту духовную работу, которой требует от человека Нагорная проповедь. Эта работа не сводится только к контролю за своими страстями или поступками: она, прежде всего, направлена на искоренение страстей, изживание тех причин, которые ведут к дурным поступкам. Что же касается любви к врагам, то никаким самоконтролем ее достичь невозможно: для ее приобретения требуется помощь свыше.
Иоанн Златоуст называет любовь к врагам «высочайшей из всех добродетелей», а молитву за обидчиков – «высочайшей вершиной любомудрия»[320]. Под термином «любомудрие» (φιλοσοφία) в узком смысле святоотеческая традиция понимает греческую философию; в более широком смысле этот термин указывает на мудрость, умеренность, выдержку и другие качества, составляющие добродетельный образ жизни, или на сам этот образ жизни. В данном контексте слова Златоуста могут быть поняты как аллюзия на античные философские системы, которым противопоставляется превосходящее их в нравственном отношении учение Иисуса. Призыв любить врагов в том виде, в каком мы находим его в Нагорной проповеди, чужд не только ветхозаветной ментальности: он чужд и образу мыслей античных философов, в чьих системах мы не находим подобного призыва[321]. Впрочем, и вся духовно-нравственная программа Иисуса достаточно радикально расходится с античными философскими системами, даже если в некоторых из них мы находим параллели к отдельным христианским нравственным установкам.
Призыв к молитве за обидчиков и гонителей нашел широкое отражение в памятниках раннехристианской литературы. В Деяниях апостольских рассказывается о Стефане, который, когда его побивали камнями, восклицал: «Господи! Не вмени им греха сего» (Деян. 7:60). В «Дидахи» (конец I или 1-я половина II в.) христианское учение суммируется в следующих словах: «Благословляйте проклинающих вас и молитесь о врагах ваших, поститесь о гонителях ваших. Ибо какая благодать, если вы любите любящих вас? Не то же ли делают и язычники? Вы же любите ненавидящих вас, и не будет у вас врага»[322].
Поликарп Смирнский (II в.) пишет: «Молитесь за всех святых. Молитесь также за царей, за власти и князей, даже за преследующих и ненавидящих вас и за врагов креста, чтобы плод вашей веры был явен для всех и сами вы были совершенны»[323]. Под «святыми» здесь понимаются члены христианской общины, под «врагами креста» – язычники, гонители Церкви, в том числе римская власть. Выражение «за преследующих и ненавидящих вас», вероятно, является одной из раннехристианских литургических формул: аналогичные формулы (например, «о ненавидящих и обидящих нас») сохранились в православном богослужении.
Заповедь о любви к врагам, помимо «Дидахи», встречается у целого ряда раннехристианских авторов. Климент Римский (II в.) отмечает реакцию язычников на выполнение или невыполнение этой заповеди христианами: «Ибо когда они услышат от нас, что Бог говорит: “Нет благодати вам, если любите любящих вас, но благодать вам, если любите врагов и ненавидящих вас”, – когда они это услышат, удивляются преизбытку благости. Когда же увидят, что мы не любим не только ненавидящих, но и любящих [нас], насмехаются над нами…»[324]
Иустин Философ (II в.) приводит слова Иисуса в следующей редакции: «Если любите любящих вас, что нового делаете? Ибо и блудники это делают. А я говорю вам: молитесь за врагов ваших, и любите ненавидящих вас; и благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас»[325]. Отметим употребление слова «блудники» (πόρνοι) вместо оригинального «мытари» (как у Матфея) или «грешники» (как у Луки): Иустин как будто бы хочет максимально заострить мысль Иисуса, проведя параллель между любовью, основанной исключительно на взаимности, и блудом. Характерна также замена матфеевского «что особенного (τί περισσόν) делаете» на «что нового (τί καινόν) делаете»: здесь содержится скрытое указание на новизну заповеди о любви к врагам по сравнению с установками иудаизма и язычества, с которыми Иустин полемизирует в своих сочинениях.
Любовь к врагам не исключает, а дополняет любовь к друзьям, близким, любящим: она есть то «особенное» и «новое», что добавляется к «обычному» и «старому», но не перечеркивает его. Здесь мы видим наглядный пример того, как Иисус «исполняет» (восполняет) Ветхий Завет, не нарушая и не упраздняя его (Мф. 5:17). То, что человек призван любить любящих и благотворить благотворителям, – это как бы само собой разумеется, так же как и то, что нельзя убивать и прелюбодействовать. Но Иисус призывает к праведности, которая превосходит праведность фарисеев, и не просто регулирует человеческие взаимоотношения в правовом поле, а открывает людям путь в Царство Небесное (Мф. 5:20), делает их сынами и дочерьми Небесного Отца.
По учению Иисуса, любовь Бога к человеку не зависит от поведения человека. Именно в этом смысл слов о том, что Бог «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5:45), ибо Он «благ и к неблагодарным и злым» (Лк. 6:35). Подобно отцу из притчи о блудном сыне, Бог любит и того, кто Ему верен, и того, кто от Него отходит (Лк. 15:11–24). Степень любви Бога к человеку не зависит от степени благочестия человека и меры его трудов: об этом говорится в притче о работниках одиннадцатого часа (Мф. 20:1—16).
Такой подход вносит существенные коррективы в ветхозаветное понимание Бога, Которому авторы библейских книг приписывали способность раскаиваться в Своих действиях по отношению к людям вследствие их дурного поведения (Быт. 6:6–7; 1 Цар. 15:35). Бог представлен в Ветхом Завете как справедливый Судия: Он поощряет за праведность и наказывает за грехи. Мера наказания при этом соответствует мере греховности человека: представление о законе справедливого возмездия («око за око», «зуб за зуб») переносится из сферы человеческих взаимоотношений в сферу взаимоотношений между Богом и человеком.
Иисус не отменяет полностью этот «судебный» аспект Божественной справедливости: Он, в частности, говорит о Страшном Суде, на котором человек получит воздаяние за грехи (Мф. 25:31–46). Но акцент смещается в сторону Божественного милосердия. Это позволяет некоторым христианским авторам вообще оспаривать представление о том, что Бог справедлив. С наибольшей полемической заостренностью такое представление оспаривается Исааком Сириным, который говорит, что в любви Божией нет никаких градаций, нет «больше» или «меньше»: благость и любовь Божии не уменьшаются вследствие дурных поступков людей[326]. Бог равным образом любит и праведников и грешников, не делая различия между ними: «У Него одна любовь по отношению к нам и к святым ангелам. И к грешникам она такая же, как к праведникам. Свидетельством этого является Боговоплощение»[327]. Когда Бог наказывает человека, Он делает это из любви, а не из мести, ненависти или ярости[328].
Представление о милосердии Божием, о том, что Бог прощает грешников, не чуждо Ветхому Завету. Открываясь Моисею, Бог говорит о Себе: «Господь, Господь, Бог человеколюбивый и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый и истинный, сохраняющий [правду и являющий] милость в тысячи родов, прощающий вину и преступление и грех, но не оставляющий без наказания, наказывающий вину отцов в детях и в детях детей до третьего и четвертого рода» (Исх. 34:6–7). Здесь тема человеколюбия, милосердия и прощения даже доминирует над темой наказания. Но этого нельзя сказать обо всем Ветхом Завете. Подлинный и радикальный сдвиг в пользу представления о Боге как источнике любви, милосердия и прощения мы находим только в Новом Завете – в проповеди Иисуса и основанном на ней учении апостолов.
Заповедь Иисуса о любви к врагам имеет долгую и сложную историю интерпретации в церковной традиции. Различными способами христианские авторы пытались смягчить ее остроту, сделать ее более практически применимой, чем она может показаться. Ориген обратил внимание на то, что Иисус призывает любить ближнего «как самого себя», а говоря о любви к врагам, исключает эти слова. Отталкиваясь от слов греческого перевода Песни Песней «установите Мой порядок в любви» (Песн. 2:4)[329], Ориген аллегорически трактует эти слова в том смысле, что в любви должна быть своя иерархия. Любить Христа нужно больше, чем отца, сына или дочь. Что же касается любви к людям, то «во-первых заповедано нам любить родителей, во-вторых детей, в-третьих слуг. Если же сын твой плох, а слуга хорош, то слуга пусть займет в любви место сына, и тогда порядок любви у святых будет установлен верно». При этом, если Бога надо любить «всем сердцем, всей душой, всей добродетелью, всем разумением», то любить ближнего так не требуется: его надо любить, «как самого себя». В отношении любви к врагам «Божественное Слово не требует невозможного, не говорит “любите врагов ваших, как самих себя”, но только: “любите врагов ваших”. Довольно с них того, что мы их любим и не питаем к ним ненависти»[330].
Такая трактовка не получила поддержки и продолжения в дальнейшей традиции. Однако попытки смягчить заповедь Иисуса не прекращались и после Оригена, главным образом, путем сведения этой заповеди исключительно к сфере личной нравственности. Из заповеди о любви к врагам исключались, в частности, враги Божии и противники на войне. Широкую известность получили слова святителя Филарета Московского, которыми он завершил свою проповедь о любви к врагам, произнесенную между 1806 и 1808 гг.: «Гнушайтесь убо врагами Божиими, поражайте врагов отечества, любите враги ваша»[331]. Эти слова, во-первых, отражают тот общий принцип, которым всегда руководствовалась Церковь в своем отношении к еретикам, безбожникам и богохульникам; во-вторых, указывают на ситуацию, в которой заповедь о любви к врагам не может быть применима, – ситуацию войны. Здесь вступает в силу иная логика, начинают действовать иные правила.
Если внимательно вчитаться в слова Иисуса, мы увидим, что слова «любите врагов ваших» являются общим принципом, который затем конкретизируется в трех других призывах: «благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас». Все три призыва очевидным образом относятся к сфере личной нравственности. При этом лишь один предполагает конкретные действия («благотворите»), два других («благословляйте» и «молитесь») скорее говорят об умонастроении человека, его внутреннем расположении. Здесь никоим образом не затрагивается ситуация войны, и извлекать из этих призывов основание для отказа от борьбы с вооруженным противником было бы откровенной натяжкой. Здесь также ничего не говорится о врагах Божиих – тех, кто посягает на святыню, истину, кто хулит имя Божие, наносит вред Церкви.
Можно усмотреть противоречие между призывом Филарета Московского «гнушаться врагами Божиими» и приведенными ранее словами Исаака Сирина о человеке, у которого «сердце милующее» и который «и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились и очистились»[332]. Однако это кажущееся противоречие. Церковь во все времена с максимальной строгостью относилась к еретикам как врагам Божиим и врагам истины, отсекая их от своего тела, но при этом никогда не прекращала молитву об их покаянии, вразумлении и возвращении в лоно Церкви. Гнушение ересью, богохульством, святотатством и другими качествами и пороками, делающими человека врагом Церкви, не мешают христианину молиться о нем и надеяться на его спасение.
Молитва является универсальным ответом на злобу, ненависть, вражду. Этот ответ дал Иисус, когда молился за распинавших Его (Лк. 23:34). Призыв к молитве за обидчиков и гонителей – очень важный аспект христианского учения о любви к врагам, часто оставляемый без должного внимания. Этот призыв выходит за рамки личной нравственности: он распространяется не только на тех, кто наносит человеку личную обиду, но и на гонителей Церкви. Глагол «гнать» (διώκω) и производные от него слова в Евангелиях имеют очень конкретный смысл: в большинстве случаев они указывают на гонения против учеников Иисуса как единого сообщества, на гонения против Церкви. Нельзя не вспомнить заключительные заповеди блаженства: «Блаженны изгнанные (δεδιωγμένοι) за правду… Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать (διώξωσιν) и всячески неправедно злословить за Меня» (Мф. 5:10–11). Как должны члены Церкви относиться к гонителям? Прежде всего, молиться за них.
О любви к врагам и молитве за них в ХХ в. писал выдающийся афонский подвижник преподобный Силуан. Он делил людей не на врагов и друзей, а на познавших Бога и не познавших Его[333]. В своих заметках, опубликованных после его смерти, он пишет:
Господь хочет, чтобы мы любили ближнего… И если ты… любишь врагов своих, себя же считаешь хуже всех, это значит, что с тобою большая благодать Святого Духа. Кто носит в себе Духа Святого хотя бы и немного, тот скорбит о всем народе день и ночь, и сердце его жалеет всякое создание Божие, и особенно людей, которые не знают Бога или противятся Ему и потому идут в огонь мучения. За них он молится день и ночь, больше, чем за себя, чтобы все покаялись и познали Господа… Христос молился за распинавших Его: «Отче, не поставь им греха сего; не ведают бо, что творят». Архидиакон Стефан молился за тех, которые побивали его камнями, чтобы Господь не вменил им этого во грех. И мы, если хотим сохранить благодать, должны молиться за врагов. Если ты не жалеешь грешника, который будет мучиться в огне, то значит нет в тебе благодати Святого Духа…[334]