Евангелие от Матфея. Исторический и богословский комментарий. Том 1

Синонимом «спасения» является «жизнь» в том значении, в котором этот термин употреблен в рассматриваемом фрагменте Нагорной проповеди; антонимом – «погибель» (απώλεια). Термин «погибель» во всем корпусе Евангелий встречается дважды: первый раз в Нагорной проповеди, второй – в словах Иисуса об Иуде Искариоте, который назван «сыном погибели» (Ин. 17:12).

Жизненный путь Иуды – наглядный пример того широкого пути, который ведет к духовной смерти. Исходная позиция у него была такой же, как у других учеников: он был избран Иисусом в число двенадцати, получил те же наставления, что и другие апостолы, был свидетелем тех же чудес. Однако его жизненный выбор оказался иным, чем у прочих учеников. При всех своих человеческих немощах они сохраняли верность Учителю, Иуда же предал Его за тридцать сребреников. Раскаявшись в своем поступке, он не попросил прощения у Учителя или у других апостолов, не вернулся в общину, но наложил на себя руки. Из памяти Церкви он был безжалостно вычеркнут, о чем свидетельствуют слова Петра: «Он был сопричислен к нам и получил жребий служения сего; но приобрел землю неправедною мздою, и когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его, и это сделалось известно всем жителям Иерусалима…» (Деян. 1:17–19).

Выбор между путем к жизни и путем к погибели делает сам человек. Путь к погибели в узком смысле – это ориентация на те ценности, которые Иисус ниспровергает в Нагорной проповеди. Их совокупное наименование – маммона, а наглядный образец следования по пути погибели – фарисеи с их лицемерием и ложной праведностью. Путь к погибели – это жизненный выбор, сделанный не в пользу Иисуса и Его общины. Об этом выборе Иисус скажет Своим ученикам в последнем наставлении: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари. Кто будет веровать и креститься, спасен будет; а кто не будет веровать, осужден будет» (Мк. 16:15–16).

Следует также обратить внимание на антитезу «многие – немногие» в рассматриваемом тексте. Аналогичные антитезы неоднократно используются Иисусом и в других случаях, например: «Много званых, а мало избранных» (Мф. 20:16; 22:14; Лк. 14:24); «Жатвы много, а делателей мало» (Мф. 9:37; Лк. 10:2). Как кажется, критерий количества никогда не был основополагающим для Иисуса. Он не старался сделать Свое нравственное учение максимально удобным для исполнения как можно большим числом людей: если бы такая цель ставилась, были бы сформулированы иные заповеди, менее радикально отличающиеся от основных постулатов «естественного закона». Скорее, наоборот: делая акцент на качестве Своей общины, Иисус подчеркивал, что следование Его путем – удел немногих избранных.

Может ли община, задуманная как «соль земли» и «свет мира» (Мф. 5:13, 17), быть многочисленной, или она обречена на то, чтобы всегда оставаться «малым стадом» (Лк. 12:32)? Может ли узкий путь, по которому заповедует идти Иисус, стать привлекательным для многих, или он останется уделом избранных? Ответ на это дает история Церкви. Во времена Иисуса община Его учеников действительно была «малым стадом». В течение последующих трех веков эта община неуклонно разрасталась, но продолжала оставаться меньшинством, живущим в окружении языческого большинства. Ситуация изменилась в IV в., когда, благодаря Миланскому эдикту императора Константина, христианство в Римской империи было легализовано и миллионы людей хлынули в Церковь. Могло показаться, что узкий путь внезапно сделался широким и что Церковь сумела приспособить элитарное по своей сути учение Иисуса к новой реальности.

Попытка заново открыть евангельский текст, истолковать его для нового поколения христиан, живущего уже не в условиях гонений, а в условиях относительного благоденствия, действительно была предпринята. Отцы Церкви этого периода, такие как Иоанн Златоуст, обратились к евангельскому тексту с целью сделать его доступным в новых условиях. Однако нравственный радикализм проповеди Иисуса при этом никуда не исчез, и толкования Златоуста на Евангелие воспринимались современниками Златоуста отнюдь не как призванные смягчить учение Иисуса, сделать его более приемлемым для широких масс.

Как и многие проповедники его времени, Златоуст имел дело с многочисленной аудиторией. Но именно в этот период с особой остротой встал вопрос качества христианской общины, впервые поставленный Самим Иисусом. Достаточно ли для спасения просто быть членом Церкви? Можно ли быть членом Церкви и при этом в повседневной жизни не следовать или лишь частично следовать тому пути, идти по которому заповедал Христос? Оказалось, что можно. Константиновская и послеконстантиновская эпохи вскрыли ту внутреннюю дихотомию между большинством и меньшинством, которая пронизывает всю проповедь Иисуса. Большинство охотно приняло внешние формы благочестия, которые были предложены Церковью, но только меньшинство оказалось способным в полной мере отвечать нравственным требованиям, предъявляемым Иисусом к членам Своей общины. Вот почему Иоанн Златоуст, проецируя евангельский текст на ситуацию, в которой находились его слушатели, так часто вынужден был обличать их в уклонении от заповеданного Христом узкого пути.

Соотношение номинальных и реальных христиан никогда не возможно с точностью установить: у нас нет соответствующей статистики ни по IV в., ни по какому-либо иному периоду в жизни Церкви. XXI в. в этом плане не исключение. Узкий путь продолжает оставаться узким, и идти по нему продолжают немногие, даже если многие декларируют свою принадлежность к Церкви. Отождествляя себя с Церковью в культурном отношении, некоторые участвуют в ее богослужебной и сакраментальной жизни, но немногие готовы проецировать евангельский нравственный идеал на свою повседневную жизнь. Количество разводов и абортов среди христиан – лишь одна из иллюстраций того, как очень многие из тех, кто связывают себя с Церковью, отказываются следовать тому, чему учит Церковь.

В IV в. отказ большинства следовать узким путем, заповеданным Иисусом, привел к тому, что уже внутри Церкви появилась община тех, кто решил воплотить в жизнь идеал, начертанный Иисусом, с максимальной буквальностью. Монахи этого периода применили словосочетание «узкий путь» к своему образу жизни[487]. Для них следовать узким путем означало подражать Иисусу, отказываясь от многих доступных обычному человеку благ, включая материальное благосостояние и вступление в брак.

В тот же период начало складываться представление о святых как особом классе лиц внутри Церкви, оказавшихся способными воплотить в жизнь евангельский идеал во всей полноте. Если в первом поколении христиан термин «святые» применялся по отношению ко всем членам христианской общины (Деян. 9:41; 26:10; Рим. 16:15; 1 Кор. 6:1–2; 14:33; 16:1; 2 Кор. 9:1, 12; 13:12; Еф. 3:8; Флп. 4:22), то в послеконстанти-новскую эпоху этот термин получил тот устойчивый смысл, который сохраняет по сей день: святыми стали называть людей, отличающихся от прочих христиан уровнем достигнутого духовного совершенства. При этом термин «святые» не был зарезервирован исключительно для монахов: в категорию святых могли войти и епископы не из числа монашествующих, и семейные священники, и миряне, в том числе цари и князья, отличавшиеся особым благочестием.

Понятие «узкий путь» относится не только к монахам или святым. Оно продолжает сохранять значимость для всей общины христиан, как сохраняют значимость для всей Церкви, а не только для какой-то ее части, Нагорная проповедь и другие наставления Иисуса. Эти наставления, подобно дорожным знакам, служат ориентирами для каждого христианина. Однако не все следуют этим ориентирам и становятся на узкий путь; из тех же, кто решился следовать по узкому пути, не все доходят до цели – врат, открывающих вход в Царство Небесное. Встать или не встать на узкий путь – зависит от сделанного человеком выбора. Какую часть пути пройти, насколько далеко продвинуться к цели – зависит не только от личных усилий человека, но и от содействия Бога, а также от помощи других членов общины.

Раздел Нагорной проповеди о двух путях (Мф. 7:13–14) тематически, структурно и терминологически связан с последующими двумя разделами: о лжепророках и о Страшном Суде (Мф. 7:15–23) и о доме на песке и доме на камне (Мф. 7:24–27).

Тематически все три раздела объединяет идея посмертного воздаяния и перспектива Страшного суда. Терминологически первый и второй разделы связаны глаголом εισέρχομαι («входить», «войти»), а второй и третий – частым употреблением глагола ποιέω (в значении «приносить», «исполнять»). Во всех трех разделах употребляется антитетическая форма, характерная и для других частей Нагорной проповеди, и в целом для языка и мышления Иисуса: тесные врата противопоставляются широким; узкий путь – пространному; немногие – многим; доброе дерево – худому; добрые плоды – худым; исполняющий волю Отца Небесного – говорящему: «Господи! Господи!»; муж благоразумный – человеку безрассудному; дом на камне – дому на песке. Преобладающим тоном является предостережение[488].

6. Лжепророки и Страшный Суд

¹⁵Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. ¹⁶По плодам их узнаете их.

Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы? ¹⁷Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые. ¹⁸Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые. ¹⁹Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь. ²⁰Итак по плодам их узнаете их.

²¹Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного. ²²Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? ²³И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие.

Выражение «волк в овечьей шкуре» стало поговоркой. Слово «волк» в Ветхом Завете употребляется с эпитетом «хищный» (Быт. 49:27); волк является символом жестокости и необузданности (Авв. 1:6–8), он нападает на людей (Иер. 5:6), похищает добычу (Иез. 22:27), не оставляет до утра ни одной кости (Соф. 3:3). Овца, напротив, символ кротости (Ис. 53:7). Результатом пришествия Мессии, согласно пророку Исаие, станет совмещение несовместимого: «волк будет жить вместе с ягненком» (Ис. 11:6); «волк и ягненок будут пастись вместе» (Ис. 65:22). В Нагорной проповеди образы волка и овцы тоже используются как контрастные, однако здесь не овца противопоставляется волку, а овечье обличье – волчьей сущности. В этом лжепророки подобны фарисеям, о которых Иисус говорит, что они «очищают внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и неправды» (Мф. 23:25).

Образ дерева, которое срубают и бросают в огонь, является буквальным заимствованием из проповеди Иоанна Крестителя, говорившего тем, кто приходил к нему: «Уже и секира при корне дерев лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» (Мф. 3:10; Лк. 3:9). Иисус начал Свою проповедь с дословного повторения слов, которые были лейтмотивом проповеди Предтечи: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 3:2; 4:17). Нагорная проповедь в том виде, в котором она зафиксирована Матфеем, является первым публичным выступлением Иисуса. Несмотря на ее в целом абсолютно самобытный характер, в ее завершающем разделе мы слышим голос Предтечи. Правда, у Предтечи изречение о ветвях, срубаемых и бросаемых в огонь, имело иной подтекст: оно указывало на людей, не приносящих плод покаяния. Иисус же использует похожий образ для указания на лжепророков.

Параллель к рассматриваемому тексту мы находим в Евангелии от Луки, где он предстает перед нами в более сжатой и обобщенной форме: