В данном случае использован образ дома, играющий важную роль в ветхозаветных писаниях. Дом, согласно библейскому словоупотреблению, это не просто безликое строение из камня или дерева: дом всегда принадлежит конкретному человеку, является жилищем для него самого и его семьи. Нередко термин «дом» (евр. гта bayit) употребляется расширительно в значении семьи (Быт. 45:11) или царства (2 Цар. 7:6). Выражение «дом Израилев» (Исх. 16:31) и «дом Иудин» (2 Цар. 7:2) применяется ко всему народу Израильскому или ко всем жителям Иудеи. Домом называли также потомство того или иного человека (например, двенадцать «домов» – колен Израилевых). Иосиф, муж Марии, Матери Иисуса, был «из дома Давидова» (Лк. 1:27).
Похожей притчей завершается Проповедь на равнине в Евангелии от Луки (Лк. 6:47–49). Здесь образ более детализирован: один строитель копает, углубляется и кладет основание (θεμέλιον – фундамент) на камне, а другой строит на земле без фундамента[494]. Матфей дает более обобщенный образ: о фундаменте ничего не говорится, и разница между двумя строителями заключается не столько в использовании разных строительных технологий, сколько в выборе разных мест для строительства – один созидает на твердой почве, другой – на зыбкой. Смысл притчи, впрочем, от этого не меняется. При этом столь характерный для семитской речи параллелизм, выражающийся в повторении всего, что относится к положительному персонажу, применительно к отрицательному, но только с обратным знаком, сохранен и в изложении Луки.
Притча о доме на камне и доме на песке не случайно стоит в самом конце Нагорной проповеди: «ключевые аспекты Нагорной проповеди находят в ней свою точку схождения»[495]. Целый ряд ветхозаветных текстов, имеющих программный характер, завершается тем, что слушатель ставится перед альтернативой: выполнять содержащиеся в этих текстах увещания и получить благословение или не выполнять и получить проклятие. Изложение заповедей Божиих в Книге Левит завершается словами:
Если вы будете поступать по уставам Моим и заповеди Мои будете хранить и исполнять их, то Я дам вам дожди в свое время, и земля даст произрастения свои, и дерева полевые дадут плод свой… и поставлю жилище Мое среди вас, и душа Моя не возгнушается вами; и буду ходить среди вас и буду вашим Богом, а вы будете Моим народом… Если же не послушаете Меня и не будете исполнять всех заповедей сих, и если презрите Мои постановления, и если душа ваша возгнушается Моими законами, так что вы не будете исполнять всех заповедей Моих, нарушив завет Мой, то и Я поступлю с вами так: пошлю на вас ужас, чахлость и горячку, от которых истомятся глаза и измучится душа, и будете сеять семена ваши напрасно, и враги ваши съедят их… (Лев. 26:3–4, 11–12, 14–16).
Аналогичным образом завершается изложение заповедей Божиих в Книге Второзакония: здесь серия благословений за послушание Богу и исполнение Его заповедей предшествует серии проклятий за непослушание и неисполнение (Втор. 28:1-68).
В двух завершающих разделах Нагорной проповеди 9 раз употреблен глагол ποιέω в значении «приносить» (добрые плоды), «исполнять» (волю Отца Небесного, слова Иисуса). Буквальное значение этого глагола – «делать», «творить». С него начинается первая Книга Библии: «В начале сотворил Бог небо и землю» (Быт. 1:1). Этим же глаголом Иисус обозначает Свою миссию на земле: «Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца» (Ин. 6:38). Близким по смыслу является глагол έργάζομαι («делать», «творить», «работать»). Он употреблен Иисусом в словах: «Отец Мой доныне делает, и Я делаю» (Ин. 5:17). Оба глагола соседствуют в вопросе, заданном Иисусу: «Что нам делать, чтобы творить дела Божии?» Ответом явились слова Учителя: «Вот дело Божие, чтобы вы веровали в Того, Кого Он послал» (Ин. 6:28–29).
Божественный творческий процесс, начавшийся с сотворения мира, не прекращается на земле, и земное служение Сына Божия является его прямым продолжением. Сын Божий пришел для того, чтобы исполнить волю Отца – совершить дело, которое Отец поручил Ему (Ин. 17:4). Но и у ученика Иисуса есть свое дело: оно заключается в том, чтобы веровать в Иисуса. Вера же предполагает не только убежденность в том, что Иисус есть Христос, Сын Божий, но и воплощение в жизнь того, чему Он научил Своих последователей. Исполнять слова Иисуса значит исполнять волю Бога Отца. Тот, кто не только слушает, но и исполняет, подобен человеку, построившему дом на твердом основании.
Этим основанием, фундаментом, камнем, который «отвергли строители», но который «сделался главою угла» (Мф. 21:42; Мк. 12:10; Лк. 20:17; Пс. 117:22), является Сам Христос. А домом, согласно толкованию христианских авторов, является созданная Им Церковь. Об этом говорится в 1-м Послании Петра: «Приступая к Нему, камню живому, человеками отверженному, но Богом избранному, драгоценному, и сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое…» (1 Пет. 2:4–5). По словам Оригена, под благоразумным мужем, построившим дом свой на камне, понимается «Сам Господь, построивший Церковь на камне, то есть на собственной твердости и силе… Все гонения устремились на дом тот и ничего не достигли, ибо он был построен на камне»[496].
Гонения первых веков христианской эры стали для Церкви и ее членов испытанием на прочность. Сама Церковь как «дом духовный», как «тело Христово», как совокупность всех верующих в их единении с Богом устояла, и врата ада не одолели ее (Мф. 16:18). Однако отдельные члены Церкви не выдержали гонений. Слушая слова Иисуса, но не исполняя их, называя себя христианами, но не живя по-христиански, эти люди строили дом на песке. Пока не пошел дождь, не подули ветры и не разлились реки, их дом стоял, как казалось, достаточно прочно. Но когда начались гонения, устояли только те, кто строил свой дом на прочном фундаменте исполнения заповедей Иисуса. Если в эпоху благоденствия в Церкви сосуществуют номинальные и реальные христиане, то в эпоху гонений пространство для номинальных христиан предельно сужается, и многие из них отпадают от Церкви.
История повторяется, и на каждом новом этапе своего развития Церковь вновь осознает актуальность предостережений Иисуса. Когда после прихода к власти большевиков в 1917 г. на Церковь обрушились гонения, очень многие номинальные христиане отошли от Церкви, а некоторые из тех, кто ранее именовался членом Церкви, стали на стезю воинствующего безбожия. Гонения стали тем судным днем, который отделил овец от козлов – реальных христиан, готовых умереть за свою веру, от тех, которые не захотели идти узким путем, сопряженным со страданиями и исповедничеством, но пошли широким путем, ведущим в погибель. Что же касается тех, кто прошел узким путем до конца, то для них мученическая смерть стала теми вратами, которые открыли им вход в Царство Небесное.
Образ дома, построенного на камне, в полной мере применим к делу, которым занимался на земле Иисус Христос. Он строил здесь Свой дом – Церковь, способную вместить в себя всех Его последователей. Он строил его на твердом фундаменте Ветхого Завета, включая Моисеево законодательство и свидетельство пророков. Нагорная проповедь была одним из этапов того созидательного процесса, который продолжится в дальнейшем служении Иисуса, в Его смерти и воскресении, а затем и в служении апостолов.
8. «Он учил их, как власть имеющий»
28И когда Иисус окончил слова сии, народ дивился учению Его, 29ибо Он учил их, как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи.
Этой фразой евангелист Матфей описывает реакцию слушателей на Нагорную проповедь. Аналогичным образом Марк описывал реакцию слушателей на проповедь Иисуса в капернаумской синагоге: «И дивились Его учению, ибо Он учил их, как власть имеющий, а не как книжники» (Мк. 1:22). В параллельном тексте Луки читаем: «И дивились учению Его, ибо слово Его было со властью» (Лк. 4:32). Во всех трех случаях употреблен термин «власть»: при помощи этого термина евангелисты подчеркивают отличие учения Иисуса от учений книжников.
Последние ссылались на авторитет закона, толковали его и апеллировали к нему, считая себя «Моисеевыми учениками» (Ин. 9:28). Иисус не апеллировал ни к закону, ни к Моисею, ни к какому-либо иному авторитету, кроме Своего собственного, отождествляя его с авторитетом Бога. Поэтому Его проповедь казалась беспрецедентной. Служители фарисеев и первосвященников с изумлением говорили о Нем: «Никогда человек не говорил так, как Этот Человек» (Ин. 7:46).
Смысл и содержание Нагорной проповеди, как и в целом духовно-нравственного учения Иисуса, могут быть поняты лишь при одном условии – если Его слова воспринимать так, как Он Сам их представлял: как слова Бога. Любое другое прочтение сводит Его проповедь к обычному морализаторству, с которым можно в чем-то согласиться, а в чем-то нет, которое можно покритиковать, оспорить, отвергнуть.
Некоторые писатели-гуманисты, не признавая Иисуса Богом, при этом искренне восторгались Его учением. Лев Толстой, отрицавший божественность Иисуса, выступавший против Церкви и хуливший церковные таинства, при этом считал, что «слова Евангелия 5, 6, 7 глав Матфея так святы, так божественны, все от начала до конца», что прибавлять к ним нечего[497]. После нескольких неудачных попыток приступить к толкованию Нагорной проповеди он ограничился лишь тем, что пересказал ее, дав этому пересказу название «Проповедь к народу Господа нашего Иисуса Христа»[498]. Толстой принадлежал к числу тех гуманистов, которые не видели в учении Христа ничего, кроме изложения общечеловеческой нравственности. Поэтому он ставил Иисуса в один ряд с другими учителями нравственности, такими как Будда, Магомет, Сократ.
Между тем, Сам Иисус никогда не ставил Себя в один ряд с другими учителями. Его проповедь не только по содержанию, но и по тону разительно отличалась от поучений ветхозаветных пророков, включая Моисея. Если в пророческих книгах мы нередко встречаем прямую речь Бога, то сам пророк всегда выступает лишь как передаточное звено: Бог говорит людям
Своей проповедью о Царстве Небесном Иоанн Креститель предвосхитил проповедь Иисуса. Но само Царство Небесное начинает раскрываться человечеству в тот момент, когда Сын Божий выходит на проповедь, «отверзает уста Свои» и начинает учить. Через слова Нагорной проповеди это загадочное и таинственное, одновременно манящее и пугающее Царство начинает обретать конкретные очертания. И оказывается, что Царство Небесное – не какая-то далекая, потусторонняя или эсхатологическая реальность. Подобно солнечному свету, проникающему сквозь густые облака, оно пронизывает земное бытие человека, проявляя себя в событиях повседневной жизни. И прежде всего – в том, как человек ведет себя по отношению к Богу и ближним.
В этом вся разница между законом Моисеевым и проповедью Иисуса, между пророческими Книгами и словами Иисуса, запечатленными в Евангелиях, между Ветхим и Новым Заветами. Ветхий Завет тоже был откровением Бога, но передатчиками этого откровения были обычные люди, само же откровение было приспособлено к нуждам и реалиям конкретного народа на определенном этапе его исторического бытия. Слова Иисуса Христа, дошедшие до нас в составе Евангелий, стали прямой речью Бога, переданной не через обычного человека, а через Сына Божия, обращенной не к одному народу, а ко всем людям, сохраняющей актуальность не на какой-то определенный период времени, а на все времена.