6. Сотник, женщины и Иосиф Аримафейский
51И вот, завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу; и земля потряслась; и камни расселись; 52и гробы отверзлись; и многие тела усопших святых воскресли 53и, выйдя из гробов по Воскресении Его, вошли во святый град и явились многим. 54Сотник же и те, которые с ним стерегли Иисуса, видя землетрясение и всё бывшее, устрашились весьма и говорили: воистину Он был Сын Божий.
55Там были также и смотрели издали многие женщины, которые следовали за Иисусом из Галилеи, служа Ему; 56между ними были Мария Магдалина и Мария, мать Иакова и Иосии, и мать сыновей Зеведеевых.
57Когда же настал вечер, пришел богатый человек из Аримафеи, именем Иосиф, который также учился у Иисуса; 58он, придя к Пилату, просил тела Иисусова. Тогда Пилат приказал отдать тело; 59и, взяв тело, Иосиф обвил его чистою плащаницею60и положил его в новом своем гробе, который высек он в скале; и, привалив большой камень к двери гроба, удалился.
61Была же там Мария Магдалина и другая Мария, которые сидели против гроба.
Выше мы цитировали слова евангелиста Луки: «и померкло солнце, и завеса в храме раздралась по средине» (Лк. 23:45). За этими словами у него следовало описание смерти Иисуса. У Матфея и Марка повествование выстроено иначе. Они говорят сначала о тьме, которая продолжалась от часа шестого до часа девятого, затем о смерти Иисуса и только после этого – о завесе. Марк ограничивается кратким упоминанием о ней: «И завеса в храме раздралась надвое, сверху донизу» (Мк. 15:38). Матфей рисует более драматичную картину, упоминая также о явлении многих воскресших мертвецов (Мф. 27:51–53).
Чтобы понять значение упоминания о завесе во всех трех синоптических Евангелиях, мы должны вспомнить, что в Иерусалимском храме, по образцу древней скинии, было две завесы: одна внешняя, другая внутренняя. Эта внутренняя завеса отделяла святилище от «святого святых» (Исх. 26:33; Евр. 9:3). Именно об этой завесе идет речь у синоптиков: ее разрыв и обнажение алтарного пространства, обычно скрытого от посторонних глаз, свидетельствует о том, что таинственная Шехина (слава, благодать Божья) в этот момент покинула храм, чтобы никогда более в него не вернуться[731]. Эра храма, символизирующего собой ветхозаветную религию, завершилась; наступает новая эра поклонения Богу «в духе и истине» (Ин. 4:23–24).
Свидетельство о землетрясении мы находим только у Матфея. Открытие гробов могло быть его естественным следствием: ко входу в погребальные пещеры приваливали камень, который при землетрясении вполне мог отвалиться. Однако Матфей говорит не о явлениях, которые могли иметь естественные причины, а об особом знамении Божьем, причем в одной фразе совмещается то, что, как кажется, случилось непосредственно после смерти Иисуса (землетрясение, открытие пещер), и то, что произошло после Его Воскресения (явления тел усопших святых). Так в описании смерти Христа уже предвосхищается Его Воскресение.
Для Матфея важно, что природа не осталась безучастной к смерти Сына Божьего. Эту мысль подхватили последующие церковные писатели; она нашла свое отражение в литургических текстах. В поэме Мелитона Сардийского «О Пасхе» говорится:
Рассказ Матфея о выходе «многих тел усопших святых» из гробов отражает раннехристианское представление о том, что после смерти Иисуса Его душа сошла в ад, чтобы там проповедовать Евангелие и вывести оттуда ветхозаветных праведников. Это представление выражено в Первом послании Петра, где говорится о пребывании Христа в адской «темнице» и о Его проповеди находившимся там душам:
Христос, чтобы привести вас[733] к Богу, однажды пострадал за грехи[734], Праведник за неправедных, быв умерщвлен по плоти, но ожив духом, которым Он и находящимся в темнице духам, сошед, проповедал, некогда непокорным ожидавшему их Божию долготерпению, во дни Ноя, во время строения ковчега, в котором немногие, то есть восемь душ, спаслись от воды[735]. Так и нас ныне подобное сему образу крещение… спасает воскресением Иисуса Христа… (1 Пет. 3:18–21)
В том же Первом послании Пётр говорит: «ибо для того и мертвым было благовествуемо, чтобы они, подвергшись суду по человеку плотию, жили по Богу духом» (1 Пет. 4:6).
Из других новозаветных текстов, имеющих отношение к теме сошествия во ад, можно упомянуть слова апостола Павла о том, что Христос «нисходил в преисподние места земли» (Еф. 4:9; Рим. 10:6), и о победе Христа над смертью и адом (1 Кор. 15:54–57).
Смерть и Воскресение Иисуса Христа трактуются евангелистом Матфеем как событие космического масштаба, затронувшее не только людей, но и природу, не только живых, но и усопших. Матфей – единственный из евангелистов, кто привносит это космическое измерение в рассказ о смерти Иисуса и кто говорит о воскресении «усопших святых» после Его Воскресения. Под святыми здесь, по-видимому, понимаются ветхозаветные праведники.
Отметим, что на канонических иконах Воскресения Христа, известных с древних времен, изображается не само Воскресение, а исход Христа из ада. Христос держит за руки Адама и Еву, вслед за которыми из ада выходят другие персонажи ветхозаветной истории, включая Авраама, Исаака, Иакова, Моисея, царя Давида. Эта иконография восходит к тому представлению, которое отражено у Матфея и которое найдет свое развитие в последующей церковной традиции.
Все три синоптических Евангелия упоминают о римском сотнике и о женщинах, стоявших при кресте Иисуса. Версии Матфея и Марка по-прежнему текстуально достаточно близки (Мф. 27:54–56; Мк. 15:39–41). Отличия между двумя версиями касаются сотника: у Марка только он исповедует Иисуса Сыном Божьим, тогда как у Матфея к нему присоединяются прочие воины.
Тот факт, что все три синоптика упоминают о сотнике, стоявшем при кресте Иисуса, говорит о значении, которое придавалось этому образу. В то время как первосвященники, книжники и старейшины неистовствовали и осыпали распятого насмешками, сотник, вероятно, терпеливо стоял у креста, как ему было положено. Увидев же, как умирал Иисус, он почувствовал то, чего не видели другие: что перед ним Праведник, Сын Божий. Часто указывают на то, что версия Луки ближе к реальности, потому что у него сотник называет Иисуса Праведником, тогда как у Матфея и Марка он исповедует Его Сыном Божьим, что менее вероятно для воина-язычника. С другой стороны, только Лука говорит, что сотник «прославил Бога», а для язычника это означает не что иное, как веру в единого Бога.
Совокупное свидетельство синоптиков может трактоваться как указание на то, что римский сотник-язычник уверовал в единого Бога и в Сына Божьего. Церковное предание прочно отождествило сотника, о котором говорят синоптики, с упоминаемым в Евангелии от Иоанна воином, пронзившим бок распятого Иисуса копьем (Ин. 19:34). В церковные календари и на Востоке, и на Западе он вошел с именем Лонгин. В IV в. он уже почитался в Каппадокии (предполагали, что он был родом из этого региона)[736]. Со временем его почитание получило широкое распространение и на Западе, и на Востоке (в Византии, Армении, на Руси)[737]. На иконах он часто изображается с копьем.