Свято-Пантелеимонов монастырь, Афон
Митрополит Никодим уделял особое внимание духовному образованию и воспитанию юношества. Он принимал деятельное участие в судьбе Ленинградских духовных школ, лично знал всех преподавателей и студентов. Вспоминает митрополит Лев: «В начале учебного года митрополит обязательно встречался с поступившими и вручал каждому экземпляр ценного тогда брюссельского издания Нового Завета. В процессе обучения каждый воспитанник семинарии и академии имели возможность не единожды лично пообщаться с митрополитом. Каждого он знал по имени, по фамилии, знал его домашние проблемы. Уже тогда Владыка был болен, ему предписано было совершать пешие прогулки, и на эти прогулки приглашались или конкретные лица, или же те, кто попался навстречу: „Пойдем, брат, погуляем“. Эти прогулки многим запомнились, ибо они оказались для многих ориентиром в их самостоятельном уже служении. Поэтому желающих пообщаться всегда было много»[74].
Необходимость беседовать с посетителями на прогулках была вызвана не только желанием митрополита Никодима подышать свежим воздухом. Митрополит выходил на улицу, прежде всего, для того, чтобы хотя бы на время ускользнуть от прослушивающих устройств, которыми были напичканы его рабочие кабинеты, будь то в Ленинградской митрополии или в ОВЦС. Советская власть «доверяла» митрополиту, но «проверяла» его, и он находился под ежедневным неусыпным контролем властей. С годами уровень доверия к митрополиту Никодиму со стороны властей падал, а подозрительность росла. Государственное руководство поняло, хотя и не сразу, что деятельность митрополита направлена на усиление Церкви в то время, как ставилась задача ее максимального ослабления.
Митрополит Никодим очень любил богослужение, с юности знал наизусть многие литургические тексты и мог воспроизвести по памяти весь церковный календарь, безошибочно называя имена святых, память которых совершалась в тот или иной день. Богослужения он совершал величественно и неспешно: «Владыка оставался внутренне свободным и духовно сильным человеком благодаря всемерной и глубочайшей вере в Господа. Это духовная сила особенно ярко проявлялась в совершаемых им богослужениях. Он говорил: „Сочетание с Богом, освящение свыше от Бога, благодатное пребывание в Боге — это живая реальность, полная духовного утешения и внутренней радости, которая наполняет всю жизнь человека и движет ею“. Для богослужения он всегда находил время, несмотря на свою перегруженность. Совершаемое им богослужение носило особый, присущий ему характер и отпечаток. Он любил повторять: „Я все могу быстро делать, кроме службы“. И действительно, когда он появлялся в храме, он как бы преображался и делал все медленно, величественно, глубоко любя церковное благолепие. Так совершал он богослужение и в соборах, и в сельских храмах. Особое отношение у митрополита Никодима было к Божественной литургии как главнейшему христианскому служению»[75].
Митрополит Никодим (Ротов) за Литургией
Божественную литургию митрополит Никодим совершал каждый день. Даже находясь в зарубежных поездках, он начинал день со служения литургии. Если не было поблизости храма, литургия совершалась в келье, в гостиничном номере, под открытым небом. У митрополита всегда был при себе омофор и все необходимое для служения литургии[76]. Вспоминает Патриарх Кирилл: «Человек жил такой глубокой литургической, такой подвижнической жизнью… Будучи уже совсем больным, Владыка Никодим не мог стоять перед престолом. Но молитву не оставлял. И мы принесли престол к нему в келью. Учиненный им иеромонах каждый день совершал литургию, и Владыка причащался»[77].
Валаамский монастырь. 1960-е гг.
Посещая древние монастыри, находившиеся в запустении, митрополит Никодим, несмотря на строжайший запрет властей, считал своим долгом совершить в них богослужения. Патриарх Кирилл вспоминает о двух таких «тайных литургиях»: «Одну из этих литургий митрополит отслужил у стены, выщербленной пулями, на месте расстрела заключенных Соловецкого лагеря особого назначения, ныне известного также под именем Русской Голгофы. Другую — на бывшем монашеском острове Валааме, посреди разгромленного, опоганенного и оскверненного кощунниками кладбищенского храма. Владыка был убежден в совершенной необходимости для него совершить, несмотря ни на что, эти богослужения, он видел в этом духовную потребность и свой высокий долг. Напомню, что на дворе стояло самое глухое и безысходное застойное время, и в лучшем случае так называемые простые советские люди, сызмальства воспитанные в духе атеизма, застигнув „попов“ на месте „преступления“, не мудрствуя лукаво повлекли бы нас в милицию, а в худшем — поглумились бы над совершителем Таинства и покусились бы на святыню. Однако милостью Божией не произошло ни того, ни другого. А две эти тайные литургии, за которыми я имел счастье прислуживать митрополиту Никодиму, продолжают жить в памяти как сильнейшие религиозные переживания моей жизни»[78].
Митрополит Ленинградский Никодим (в центре) на богослужении. Справа от него — иподиакон Владимир Гундяев (будущий Святейший Патриарх). 1968 г.
Митрополит Никодим работал на износ, что не могло не сказываться на его здоровье. Особенно изматывающими были для него встречи с уполномоченным Совета по делам религий по Ленинградскому округу Г. С. Жариновым, который всячески препятствовал активизации церковной жизни в Северной столице. По его распоряжению в городе был запрещен колокольный звон (исключение было сделано лишь для богослужений, совершавшихся митрополитом Никодимом). Жаринов вмешивался во внутренние церковные вопросы, часто пытался воспрепятствовать рукоположению того или иного студента в священный сан. Митрополиту приходилось — нередко до глубокой ночи — защищать своих сподвижников от нападок и обвинений, уговаривать уполномоченного не принимать те или иные решения, которые могли бы нанести ущерб Церкви.
Свой первый инфаркт митрополит Никодим перенес в 1972 году, после чего инфаркты следовали с перерывом в несколько месяцев. В 1974 году он вынужден был уйти в отставку с поста Председателя ОВЦС, в 1975-м перенес пятый инфаркт. К середине 70-х годов митрополит Никодим, несмотря на свою молодость, превратился в тяжелобольного человека. Его постоянным спутником был пузырек с нитроглицерином, который помогал ему поддерживать себя в рабочем состоянии.
Смерть настигла митрополита Никодима в Ватикане, где он присутствовал на отпевании Папы Павла VI, а затем на интронизации новоизбранного Папы Иоанна Павла I. В последние дни перед смертью митрополит чувствовал себя плохо, жаловался на духоту, боли в локтевых суставах, отеки, тяжело дышал и передвигался с трудом[79]. 5 сентября 1978 года во время аудиенции у Папы Иоанна Павла I у митрополита Никодима случился седьмой инфаркт, оказавшийся смертельным. Ему было 48 лет.
Заупокойное богослужение на могиле митрополита Никодима (Ротова). Игуменское кладбище Александро-Невской лавры. 1978 г.
Отпевание митрополита Никодима, которое состоялось в Троицком соборе Александро-Невской лавры 10 сентября 1978 года, возглавил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Пимен в сослужении множества иерархов, среди которых был и ближайший ученик митрополита Никодима архиепископ Выборгский Кирилл. В своем слове на отпевании почившего иерарха архиепископ Кирилл сказал: «Господь даровал Владыке какие-то совершенно особые силы: и силы ума, и силы воли, и силы чувств. И всем своим естеством Владыка прозревал те подлинные проблемы, которые ныне стоят перед Церковью и которые будут перед ней стоять в будущем. И, напрягая свое могучее человеческое естество, он находил и проводил в жизнь мудрые решения этих проблем или подготавливал таковые для будущего, не думая никогда о том, будет ли он здесь, на земле, зрителем или участником грядущих свершений. Его действия, его устремления основывались только на одном: принести в меру сил своих пользу Христовой Церкви, которой он посвятил свою жизнь. Сделано было много покойным нашим дорогим Владыкой, даже, может быть, слишком много для одной человеческой жизни»[80].
Святейший Патриарх Кирилл совершает литию на могиле митрополита Никодима (Ротова). 2010 г.
На похороны митрополита Никодима собрался весь церковный народ Северной столицы. «Он пользовался абсолютной поддержкой и любовью народа. Это особенно проявилось, когда он умер. Это было что-то потрясающее. В моей памяти десятки тысяч людей в атеистическом Ленинграде», — говорит Патриарх Кирилл[81].
По воспоминаниям близких к нему людей, митрополит Никодим никогда не сомневался в том, что гонения на Церковь прекратятся. Нередко он говорил своим помощникам: «Не падайте духом, братие: придет время, когда в Кремле зазвонят колокола»[82]. Сам он не дожил до того времени, когда в Кремле зазвонили колокола, но дожили многие из тех, кто обязан ему своим духовным формированием и своим продвижением по церковной лестнице.
В 1994 году, выступая на конференции, посвященной 20-летию со дня кончины митрополита Никодима, Патриарх Кирилл, тогда митрополит Смоленский и Калининградский, говорил: «Мужество этого выдающегося иерарха, его необыкновенная эрудиция и всецелая преданность делу Церкви помогли ей выстоять в годину испытаний. Он первый заговорил с земными владыками на равных, и государственная власть его ненавидела, боялась, но вынуждена была уважать. Если бы Бог судил Владыке Никодиму дожить до наших дней, уверен, что он ни на йоту не отступил бы от принципов свободы Церкви, которым оставался верен до своего последнего часа. Ныне определенные силы, стремящиеся замкнуть Церковь в рамках культурно-исторического наследия, отчетливо понимают, сколь важна достойная оценка трудов и личности митрополита Никодима для новых поколений иерархов, и потому всеми силами стремятся опорочить его память. Его продолжают бояться даже мертвого»[83].
Спустя десять дет, говоря о значении митрополита Никодима для своего формирования, Патриарх Кирилл подчеркнул: «Будучи рядом с такой человеческой глыбой, как митрополит Никодим, я понял, может быть, самое главное на всю будущую жизнь: как Церковь должна действовать, чтобы успешно осуществлять свою миссию. Он учил меня так: прямо не летают даже вороны. Они ищут обходные потоки воздуха. Поэтому никогда не бейся головой о стену, ищи способ, как ее обойти, не меняя свое намерение. Я много раз видел, как мой учитель обходил неприступные стены, оставаясь абсолютно во всем верным Русской Православной Церкви»[84].
Студенчество, постриг, рукоположение