Смотритель помахал рукой в направлении поезда, стремительно исчезавшем в облаке дождя и пара.
– Но поезд еще не должен был отойти!
– Нет, мадам. Не должен был еще десять минут.
– Тогда почему он ушел?
Смотритель поводил топи из стороны в сторону, как бы извиняясь. На его темном мясистом лице отразилось мучение.
– Я знаю, мадам, знаю!
Он снова всплеснул руками. Это следовало понимать в том смысле, что Верралл – не такой человек, который будет считаться с расписанием поезда. Повисло молчание. Двое индийцев, решив, что настал их черед, внезапно нахлынули на миссис Лэкерстин, голося и протягивая ей замызганные записные книжки.
–
– Это фураж-валлы, мадам. Они говорят, лейтенант Верралл отбыл, задолжав им большие суммы денег. Одному – за овес, другому – за зерно. Это дело не мое.
Далекий поезд издал гудок. Он повернул – словно черная гусеница оглянулась через плечо – и скрылся за поворотом. Мокрые белые брюки станционного смотрителя тоскливо полоскались на ветру. От кого так спешил скрыться Верралл – от Элизабет или от фураж-валлов, оставалось только гадать.
Рикша повез женщин назад, борясь с таким ветром, что при подъеме на холм их иногда сдувало на несколько шагов. До веранды они добрались еле живыми. Слуги приняли их вымокшую верхнюю одежду, и Элизабет стряхнула воду с волос. Миссис Лэкерстин нарушила молчание впервые за время обратной дороги:
–
Элизабет имела бледный, нездоровый вид, несмотря на дождь и ветер, дувший ей в лицо. Но она держала свои чувства при себе.
– Думаю, он мог бы подождать, чтобы попрощаться с нами, – сказала она холодно.
– Поверь мне на слово, дорогая, тебе повезло, что ты от него отделалась!.. Как я сказала с самого начала, совершенно
Некоторое время спустя, когда они приняли ванну, переоделись и сели завтракать, миссис Лэкерстин заметила:
– Скажи-ка, какой сегодня день?
– Суббота, тетя.
– А, суббота. Значит, сегодня вечером прибывает дорогой падре. Сколько нас наберется на службу завтра? А что, думаю, мы все придем! Как это славно! И мистер Флори тоже будет. Думаю, он сказал, что вернется из джунглей завтра, – сказала она и добавила почти с нежностью: –
24