– Что вы делаете? Почему вы держите меня за руку? Пустите сейчас же!
– Я отпущу… вот, смотрите! Но выслушайте же меня, прошу вас! Ответьте на один вопрос. После того, что случилось, вы сможете когда-нибудь простить меня?
– Простить вас? Что значит,
– Я понимаю, что осрамлен. Вышла ужасная гнусность! Только я, можно сказать, не виноват. Вы поймете, когда успокоитесь. Как думаете… не сейчас, это был ужас, но потом… думаете, вы сможете это забыть?
– Я, правда, не понимаю, о чем вы. Смогу ли я забыть? При чем здесь
Флори был близок к отчаянию. Ее тон и даже самые слова были точь-в-точь, как во время их прошлой ссоры. Она опять прибегала к тому же приему. Вместо того чтобы выслушать, она сторонилась его и избегала – унижала, притворяясь, что они совершенно чужие люди.
– Элизабет! Пожалуйста, ответьте мне. Пожалуйста, будьте со мной честны! Это серьезно. Я не ожидаю, что вы сейчас же примете меня назад. Вы не можете, когда я так прилюдно осрамлен. Но ведь так или иначе вы фактически обещали выйти за меня…
– Что! Обещала выйти за вас?
– Не на словах, я понимаю. Но это было между нами.
– Ничего подобного между нами не было! Я считаю, вы себя ведете самым ужасным образом. Я немедленно иду в клуб одна. Доброго вечера!
– Элизабет! Элизабет! Послушайте. Нехорошо отталкивать меня вот так. Вы и раньше знали об этом, и знали, что с тех пор, как я встретил вас, я стал жить по-другому. То, что случилось в церкви, было просто недоразумением. Эта жуткая женщина, бывшая когда-то – я это признаю – моей… ну…
– Я не стану это слушать, не стану слушать о таких вещах! Я ухожу!
Он снова схватил ее за руки и на этот раз не отпускал. Каренцы, к счастью, уже ушли.
– Нет-нет, вы меня выслушаете! Я скорее готов нанести вам обиду, чем оставить это непроясненным. Это тянется неделю за неделей, месяц за месяцем, а я ни разу не говорил с вами откровенно. Вы, кажется, не понимаете или вам все равно, как вы меня мучаете. Но на этот раз вам придется мне ответить.
Она стала бороться, и он с трудом удерживал ее. Ее лицо перекосила такая злоба, что он поразился. Она так ненавидела его, что непременно бы ударила, если бы вырвалась.
– Пустите! Ах, вы гад, пустите!
– Господи, что же мы творим! Но что еще мне остается? Я не могу вас отпустить, пока вы меня не выслушаете. Элизабет, вы
– Не собираюсь! Я не стану обсуждать это! По какому праву вы меня допрашиваете? Пустите!
– Простите, простите! Только один вопрос. Вы – не сейчас, но потом, когда эта гнусность забудется, – вы выйдете за меня?
– Нет, никогда, никогда!