В ограде дома бакенщика, застланной досками, светло, нагрето солнцем. У летней кухни Настя в свежем белом платке и выгоревшем синеньком халате снимала прожаренные за день крынки с деревянных спиц, готовилась к дойке, хотя корова еще не пришла.
Сергей чинил деревянной иглицей развешанный на заборе бредень — неводили вчера с отцом в старице и подцепили топляк, порвали дель.
Внуки — они дочерна загорели за лето — наперебой рассказывали матери о строптивом бычке. Он еще и бодается, он чуть Вовку рогами не поддел…
Старшая Наташка-подлиза хвастала матери:
— Деда говорит, что мы хорошие помощнички…
— Да вы подпаски хоть куда, на сто сот с присыпочкой… — просияла Настя, протирая подойник.
Сергей обернулся, подмигнул жене.
— И как же вам придется платить?
— Мы на семейном подряде, нам по конечному результату! — со смехом выпалил Кольша, вспомнив слова директора совхоза. Младший Вовка обидчиво жался к дверному косяку кухни, покусывал губы — его никто ни о чем не спрашивал.
Настя увидела состояние парнишки, обласкала его взглядом.
— Ну, а как телятки кормятся?
Вовка просиял васильковыми материнскими глазами.
— Деда говорит: наели бока, издоволились на хорошей траве…
— Ну-ну… — хмыкнул довольный Сергей и вдруг, будучи в добром настрое, хвастливо объявил: — А вот что… Подрастает моя детва — семейну ферму заведем. Да тут, на хару, не трава, а молоко готовое. И сенокосов хватит. Сенокосилку купим, грабли конные. А перво — лошадь. Без лошади в хозяйстве ни шагу!
Иван Касьянович сидел на приступке крыльца, низкое вечернее солнце мягко облило розовым его спокойное, красивое сейчас лицо. Он плел из старого вервия Вовке бичик. Живо откликнулся, согласился с сыном.
— Это, паря, хороший замах. Тут только развернись.
Так легко родитель за слова сына ухватился, так скоро, оказывается, принял его мечту. И сидеть бы старику с довольством в душе — только наваристой ухи нахлебались, да опять предательски ударила давняя горечь: кабы прежние его годочки, кабы та силушка молодецкая — уж он-то, Иван, поработал бы на своей земельке, покрестьянствовал в ба-альшую охотку. Не дали ему в жизни крестьянствовать. Не дали!!!
Потом вспоминали: этот день в конце августа выдался на редкость теплым, солнечным.
Иван Касьянович, опять же по недельной чреде, пас в конце луговины у самого болота. Пас один. Сергей с Настей, ребятишками уплыли в бор за брусникой, сманили за собой Урмана — в тайге пес нужнее, с ним и веселей, и надежней. Будь слань — проход по болоту, бор бы рядышком, а так-то, водой, до него один песок, два яра да Марьина заводь впридачу.
Где-то к обеду, когда телята наелись и прилегли, он призабылся в сладкой дреме у стога сена, а потом, разомлевший от тепла, и вовсе уснул под тихий стрекот уставших за лето кузнечиков.
ebooksa