Вчетвером телят водворили в загончик скоро.
Старик отпустил ребят, плотно поел — промялся-таки здорово, и пошел в конец огорода на пчельник: тоже и пчелы постоянно ждали хозяйского надзора.
Славно на пчельнике в легкий солнечный день. Дружные пчелы-трудяги всегда особо поднимали Ивана Касьяновича своей умной работой и совместной жизнью. Вспоминая уходящий день, подивился, что прошел он наполненно, как-то скоро. Да, конечно, упарился, так что! Таковска уж долюшка пастушья. Короче, живем — значит, робим! Согрела внезапная прострельная мысль: старый умудренный человек в хозяйстве никогда прежде лишним не был. Старик в прежние годы не зря гордился: во все дыры годился! Даже если только дельный совет давал — плохо ли?!
За этим горделивым, давно устоявшемся в нем, Иван Касьянович с неожиданным удивлением признался себе: оказывается, он уже принял уход за телятами как первое теперь дело. И пусть они не свои — да какая в том разница, елошна-палошна!
Берег налетно обдало высоким нудящим ревом мотора, с заливистым лаем заметался по лобовине яра Урман. Иван Касьянович заторопился к причалу, не ошибся: директор совхоза примчал. Зачихал, заглох мотор, крутая накатная волна набежала на песчаную отмель, устало откатилась обратно, и опять объяла Антошкин хар тишина, приправленная теперь теплой и горьковатой бензиновой гарью.
Николаев по-летнему легко и чистенько одет в тесный джинсовый костюм, кинулось в глаза, что он побывал в парикмахерской. Знакомая шапка рыжеватых волос укорочена.
— Из району?
— Здравствуй, Касьяныч! Угадал. Коровник перекрыть надо да полы перебрать. Шифер с горем пополам достал, а пиленого леса нет. Вот и кланялся, и уговаривал директора шпалозавода. Ну, как пастушишь, ладно ли молодняк летует?
— Скотинке, ей что — бока наедат!
— Сергей дома?
— Дома, дома. Карасей чистит.
— Хорошо я успел!
— Милости просим, гостюйте!
Пока Настя жарила карасей в сметане, прошлись луговиной — в свой черед, за телятами в этот предвечерний час доглядывали внуки. Два дымокура лениво курились под ветлами, к ним поближе жались бычки и телочки. Отмахиваясь от наседавшей мошкары, директор придирчиво осмотрел молодняк.
— А что-о, упитанность самая-самая… Падежа нет — совсем хорошо!
За столом в просторной летней кухне — особняком она на ограде стояла, после густой забористой медовухи и жирных карасей Николаев заметно рассолодел, скоро распустил язык.
Дымил дорогой сигаретой, лаской торопливого голоса объявлял:
— Значит так, мужики… Опять живет хороший старый лозунг: обогащайся, хапай поживу! Так ведь твоего батька во времена оны бухаринцы агитировали, а Касьяныч? — И директор лихо подмигнул старику. С глуховатым нетрезвым хохотком напомнил: — Кулак папашка-то был?
— Точно! — выпалил Сергей и тут же, взглянув на отца, догадливо осекся.
— Верно, трудовым потом за десять лет нажили добрый достаток. Сторонних людей не наймовали, семеро нас на поле жать выходило — бригада! Это ведь один горюет, а семья воюет. Да, ребятки… Худо вам историю в школах подносили. Уж не знаю, как там где, а в нашей Енисейской губернии по закону 1896 года земельки царевы власти определили по пятнадцать десятин на наличную душу. Уж на что мы, Фроловы, в силе, а и половины не пахали тово, что имели право пахать. Так что по нашей местности…
ebooksa