– Да. Не в таком ужасном состоянии, но… не живой. Не знаю, как я это поняла. Внешне она еще оставалась молодой женщиной, но что-то в ней было неестественное. Я испугалась, хотела убежать, но она внезапно на меня напала, прижала к перилам. И я ее оттолкнула.
– Погоди, – воскликнул Глеб, наморщил лоб и снова с досадой вытер сочившуюся из царапины над бровью кровь. – Если ты была прижата к перилам, то Лизу бы отпихнула к середине моста, а не в воду. Если, конечно, ты не толкнула ее с такой силой, что она отлетела к противоположной стороне и проломила доски.
– Я же сказала вам, что больше ничего не помню. Потеряла сознание и очнулась на руках у мужчины.
– Значит, там был кто-то еще… – задумчиво пробормотал Глеб, вспоминая, что в заметке говорилось о свидетеле. – Ты знаешь этого мужчину?
– Да, – тихо произнесла Соня. – Это Король. Королев. Я его почему-то всегда боялась. Он и сказал мне, что я убийца, но пообещал никому об этом не рассказывать. А сам… Сам мне об этом все это время напоминал. Шантажировал. Украл моего кота и заманил в лес.
– Ты говоришь правду?
– Зачем мне вам врать?
– Чтобы оправдаться.
– Я говорю правду. Вы меня не бросили тут одну. И ваш сын смотрел так, будто все про меня знает. Разве при нем можно соврать?
Поверил ли Глеб Соне или нет, он еще и сам не понял. Но гнева на нее уже не чувствовал. Она чуть не пожертвовала собой ради спасения его сына, он же вернулся, чтобы спасти ее.
Еще Соня отчего-то напомнила ему Лизу, хоть типажа она была совершенно другого. Разве что тоже стройная, высокая и очень красивая. Но прилив нежности – к Лизе или Соне, сменился застаревшим чувством вины за тот проступок, который и привел к роковым событиям.
Глеб снова вспомнил момент, когда счастливая Лиза во всеуслышание объявила о планируемой свадьбе. За неделю до той экскурсии она сообщила Глебу о беременности. Признаться, новость выбила его из колеи, потому что ребенка они не планировали. Впереди были экзамены и поступление в университеты. Но в тот день, видя любимую девушку такой растерянной и напуганной, он сделал Лизе предложение и заявил, что с воспитанием ребенка они справятся. Своим благородным поступком Глеб гордился целую неделю – ровно до той экскурсии. Но когда Лиза объявила всем о свадьбе, он осознал, что жизнь бесповоротно меняется, а мечты о поступлении в престижный вуз, карьере и прочем накрываются медным тазом. Какой ребенок? Зачем?! И стоит ли им так рано создавать семью?! Да, они были влюблены, страсть сносила крышу, как и должно быть в юности. Но они даже толком не успели насладиться романтикой! Масла в огонь подлили шуточки одноклассников. Глеб улучил момент, отвел Лизу в сторонку и отругал ее за устроенное, как он назвал, «шоу». А потом, глядя в ее растерянные глаза, твердо заявил, что ребенка им еще рано заводить, потому что им нужно сначала получить образование, встать на ноги. И добил Лизу фразой, что его мама, работающая в частной клинике медсестрой, может все устроить. «Что устроить? Шаталов?!» – воскликнула в панике Лиза. Глеб приобнял ее и принялся уговаривать, приводя, как он считал, нужные доводы, но Лиза вырвалась из его объятий и убежала. Глеб за ней не бросился, решив дать ей возможность прийти в себя. Вышло все, конечно, некрасиво. Но в тот момент он был уверен в том, что спасает их будущее.
Первой Лизы хватились ее подружки. А следом стало понятно, что и зануда Польская тоже пропала. Глеб умолчал о размолвке, сделал вид, что встревожен. Но когда кто-то из одноклассников отыскал обеих девушек, не на шутку перепугался. Катя Польская, вся в крови, лежала на земле без сознания, а над ней рыдала Лиза. Перепуганная учительница вызвала «скорую». Польскую увезли в больницу, а Тарасову осмотрели на месте и никаких физических повреждений не обнаружили. Тогда, в тот момент, Глеб и понял, насколько любит Лизу. Потому что если бы с нею что случилось, он бы этого себе не простил. Да и вообще жизнь без нее потеряла бы краски.
Когда они вернулись домой, он отправился не к себе, а к Лизе. Держа ее за холодные руки, он просил прощения, клялся в том, что никогда не оставит, вслух мечтал о том, каким будет их ребенок. Но Лиза все это время смотрела на него стеклянным взглядом, а потом внезапно сказала: «Мы теперь не будем прежними». Глеб в первый момент подумал, что она имеет в виду их отношения. Но Лиза следом добавила: «Польская и я. Это было… страшно». Больше она ничего не рассказала, заявила, что очень устала, и попросила Глеба уйти. Он ушел, но по дороге сбросил сообщение, что очень ее любит, будет у них и свадьба, и ребенок. То сообщение так и осталось без ответа. А когда их переписка возобновилась, Лиза завела разговор о чем-то другом.
Беременность протекала тяжело. Однажды Лиза сорвалась и раскричалась, что так продолжаться не может, она не готова стать матерью и попросила Глеба отвезти ее в клинику. И как он ни пытался ее вразумить, встречал только отпор. «Ты не знаешь! Не родится этот ребенок нормальным! Потому что он его испортил!» – прокричала Лиза. Ответить Глеб не успел, потому что в тот момент позвонила его мама. Мама же, неодобрительно поджав губы, и сопроводила Лизу к врачу. Но оказалось, что для аборта уже поздно. Глеб неожиданно испытал облегчение, а мама обрадовалась.
Расписались они с Лизой осенью. На свадьбе невеста отплясывала и веселилась так, что счастливый Глеб подумал, что все страшное позади. «Это был мой последний праздник», – сказала Лиза потом, в брачную ночь, и все его возражения оборвала поцелуем. Пожалуй, и такой страстной ночи у них ни до, ни после уже не было. Как ни страшно это звучало, но свадьба действительно оказалась последним праздником для Лизы. Больше она не радовалась, замкнулась в себе и по ночам просыпалась от кошмаров. Все катилось под откос, а после рождения Вали вообще рухнуло: их отношения, здоровье жены, счастье и планы. Они оба словно оказались похоронены заживо каждый в своем склепе: Лиза – в страхе и мучавших ее по ночам кошмарах, Глеб – в отчаянии от понимания, что ему не справиться ни с болезнью жены, ни с необычностью сына. Он не один раз пытался расспросить Лизу о том, что ее мучило, и о злосчастной экскурсии, но жена лишь больше замыкалась в себе. «Он меня зовет. И однажды, скоро, я к нему уйду. Это он сделал Валю таким», – сказала незадолго до своей гибели Лиза. Глебу тогда показалось, что она заговаривается, перестает различать, где реальность, а где ее кошмары, потому что ни о каком другом мужчине и речи быть не могло. Лиза практически никуда не выходила. Он и сам едва держался. Где проходит та тонкая граница между реальностью и безумием? Если бы не поддержка его собственной мамы, которая не только помогала с ребенком, но и втайне от Лизы консультировалась с коллегами по поводу ее состояния, Глеб скатился бы в депрессию. Но то, что случилось потом с его женой, навсегда, казалось, погасило в нем радость и надежду на счастье.
Как ни странно, но после ее смерти ему стало легче. Легче и одновременно невыносимо тяжело, потому что он отчаянно скучал по Лизе – по той красивой радостной девчонке, в которую влюбился в школе. И, может, из-за чувства вины до сих пор пытался узнать, что случилось в тот злосчастный день на экскурсии после их ссоры. Ведь если бы не его жестокие слова, Лиза не убежала бы и все сложилось по-другому…
– Глеб? – позвала Соня, и он, слишком погруженный в свои мысли, невольно вздрогнул.
– Валя остался один…
– Валя! – спохватился Глеб. Но, увидев в окно, что сын так и стоит возле высокой сосны, успокоился. И только после этого понял, что огонь погас. На том месте, где недавно бушевало пламя, остался выжженный след.