«Я получила великие откровения о моём короле, которыхя вам не скажу… Мои Голоса велели мне сказать некоторые вещи королю, а не вам».
И вновь, уже 1 марта:
«Я вам уже говорила, что не скажу вам того, что касается нашего короля. Того, что касается нашего короля, я вам не скажу».
Но несмотря на своё явное нежелание вдаваться вообще в подробности этой знаменитой встречи, она сказала им уже на втором допросе, 22 февраля, то же самое: во время этого разговора не только она сама была в озарении, и король получил откровение не только через неё – он сам также имел видение.
«Прежде чем король допустил меня до дела, ему были явления и дивные откровения… Наши сторонники узнали очень хорошо, что Голос был мне послан от Бога, они видели и узнали этот Голос – я знаю это очень хорошо. Мой король и некоторые другие слышали и видели Голоса, приходившие ко мне» («удостоились телесными глазами видеть сошествие Духа», как сказал о точно таком же случае преп. Серафим Саровский).
И далее, на допросе 27 февраля: король поверил «потому, что были знаки» (во множественном числе).
Таким образом, согласно её заявлениям на первых допросах, нужно различать две стороны шинонской тайны: «откровение», которое Девушка «сказала» королю, и «явление», которое «видел» он сам.
Брошенная своим королём, с перспективой пытки и сожжения на костре, она так никогда и не высказала судьям «откровений, касающихся короля Франции, а не тех, кто меня допрашивает» (по её выражению на допросе 27 февраля). Но она скоро поняла во время процесса, что не может вовсе молчать о шинонской встрече, она боялась вообще, что физически не выдержит пытки (это видно из её заявления, которое она сделала, когда её привели в застенок), – и начиная с допроса 10 марта она, ничего не говоря о «тайне короля», постепенно рассказала о его видении, прося при этом «разрешения у святой Екатерины». И потом, когда допросы были уже кончены, при чтении обвинительного акта (в ответ на статью 60) она заявила:
«Того, что было сообщено моему королю, я не пожелала открыть, потому что это не относится к процессу; а о знаке, данном королю, я рассказала, потому что церковные люди меня заставили».
Но после её смерти именно «откровение», которое она до конца держала в тайне, было разгадано, – а её рассказ о «знаке» оказался непонятым, потому что его хотят во что бы то ни стало истолковать как аллегорию, несмотря на явные и известные несообразности такого толкования, – между тем как этот рассказ при всей его исключительности нужно понимать буквально, так, как она сама его изложила.
Относительно «откровения», которое она сообщила королю, она на процессе сказала только (27 февраля):
«Был знак, касающийся его дел» (можно перевести также «её дел» – латинский текст невнятен: «de factis suis»).
И более ясно, 13 марта: она «напомнила королю о его выдающемся терпении в тех великих невзгодах, которые с ним произошли».
Но это уже очень близко подходит к другим известиям, касающимся «откровения».
Тома Базен, епископ Лизьерский, игравший видную роль во вторую половину царствования Карла VII, сообщает следующее:
«Граф Дюнуа, который был очень близок с королём, рассказал мне факты со слов самого короля: Девушка подтвердила ему своё призвание, сказав ему вещи столь тайные и скрытые, что ни один смертный, кроме него самого, не мог их знать иначе как по откровению Божию».
«Мистерия осады Орлеана», драматическое произведение, написанное по горячим следам (из счетов города Орлеана известно, что представления такого рода имели место уже в 1435 г.), даёт следующую версию её слов, сказанных королю при этом решающем свидании:
«Бог помянул вас за некую молитву, которую вы в такой-то день смиренно обратили к Нему, за что Он вас полюбил».
Пьер Сала, состоявший в конце столетия воспитателем правнуков Карла VII, передаёт следующее. Много лет спустя, когда всё было кончено и престол Валуа стоял нерушимо, Карл VII рассказал одному из самых доверенных своих царедворцев, камергеру Буази, что произошло в тот далёкий день его молодости. Около 1480 г. Буази, сблизившись с семьёй Сала, пересказал ему рассказ короля:
«Девушка объявила ему тайну, которую он хранил в сердце своём, не открывая её никому в жизни, кроме как Богу в молитве». А именно, в свои самые тяжёлые дни «король однажды вошёл один в свою часовню и, не произнося никаких слов, смиренно помолился Господу в сердце своём, прося Господа, если он действительно наследник и отпрыск французского королевского дома, сохранить его и защитить или, на худой конец, дать ему избежать смерти и плена и спастись в Испании или в Шотландии, которые искони братья по оружию и союзники королей Франции»… «Весть, которую Девушка объявила королю, соответствовала вышесказанному, и он увидал, что это была правда».
ebooksa