Сексуальность в глотке реальности. Онейрокритика Лакана

Примечание, посвященное Артемидору, Фрейд завершает так: «Впрочем, сновидение настолько тесно связано с его словесным выражением, что Ференци справедливо замечает, что каждый язык имеет и свой собственный язык сновидений» [46:118]. Это замечание Ференци Фрейд развивает в своих отношениях с переводчиками, в частности с переводчиком «Толкования сновидений» на французский язык, Самуэлем Янкелевичем. В письме 1911 года он как будто забывает на время об универсальной символике, предполагающей устойчивый перевод, и пишет Янкелевичу о непереводимости своей книги. Невозможно перевести сновидения с одного языка на другой, ведь они отражают особенности идиоматики конкретного языка. Тому же Янкелевичу в 1920-м году Фрейд пишет, что переводчик его книги просто обязан быть психоаналитиком и должен заново ее переписать, включив в нее описание собственных сновидений. Перевод, таким образом, должен состоять в замене немецкоязычных сновидений Фрейда на сновидения другого аналитика-переводчика, увиденные на родном языке. 7 ноября того же года Фрейд пишет итальянскому психоаналитику Эдоардо Вейсу, что единственно верное решение при переводе – заменять сновидения автора на сновидения преводчика. Вот так: единственно правильное решение – замещение в переводе одного языка сновидений другим.

Иногда кажется, что Фрейд идет символическим путем, принимает устойчивую связь словесного представления и представления предметного. Например, в случае Доры он говорит о том, что «ларчиком» или «сокровищем» называют «женские половые органы». Однако и здесь имеет место заблуждение, поскольку речь идет не о «естественном» сочетании слова и формы, не о сходстве предметных представлений, а о жаргоне, метафоре, идиоме в немецком языке.

Сновидение – идиоматический ребус. Оно – ребус, требующий перевода. Расшифровка и предполагает перевод. Вот что говорит по этому поводу Лакан:

«с человеком происходит много такого, что поддается объяснению лишь с помощью перевода. Причем перевода в буквальном смысле – речь идет не о переложении, а именно о переводе, переводе, предпосылкой которого является наличие языка. Если сновидение – это ребус, значит за образами сновидения нужно искать слова. Либо Фрейд сам не понимал, что говорил, либо то, что он говорил, имеет какой-то смысл, а смысл этот может быть только один – за образами сновидения необходимо в конечном счете обнаружить фразу» [29:31-2].

Лакан подчеркивает, что ребус – структура фонематическая, организованная означающими дискурса, который артикулируется и анализируется, позволяя вновь найти максиму или поговорку в форме метафоры языка.

Итак, Фрейд уходит от ученых и присоединяется в своем отношении к сновидениям к любителям сновидений и их толкования. Впрочем, от них он тоже уходит, чтобы учредить свой третий путь – путь вероятностной науки, как называет психоанализ Лакан². От ученых как тех, кто знает, он уходит, чтобы основать дисциплину тех, кто предполагает.

На расхождение с учеными, с теми, кто знает, Фрейд как тот, кто якобы знает, еще резче указывает в 1916 году, в пятой лекции по введению в психоанализ. Он звучит уверенно, он убежден в том, что сновидения имеют смысл, и не устрашат его никакие ученые:

«Толковать – значит найти скрытый смысл… Можете себе теперь представить, что бы сказали представители точной науки, если бы они узнали, что мы хотим попытаться найти смысл сновидений? Возможно, они уже это и сказали. Но мы не дадим себя запугать… сновидения… имеют смысл, который ускользает от исследования точными методами. Признаем же себя только сторонниками предрассудков древних и простого народа и пойдем по стопам античных толкователей сновидений» [52:53].

Сновидение – сообщение, отправленное другим

Фрейд идет по стопам античных толкователей навстречу смыслу сновидений. Фрейд обращается не ко сну, а к сновидению, к содержанию, а не к физиологии. Он нацелен на психические процессы, а не на работу мозга. Спать и видеть сны – не одно и то же. Сон и сновидение – две предельно связанные, но разнородные формы активности. Фрейда интересует «исключительно семантический элемент, передача смысла, артикулированная речь, то, что он называет мыслями, Gedanken, сновидения» [17:181]. Сновидение – «не просто объект, который Фрейд расшифровывает, это его, Фрейда, речь. Именно это обстоятельство и придает данному сновидению парадигматическую ценность» [17:233]. Речь всегда уже обращена и к себе, и к себе другому, и к Другому. Сообщение отправляется, и в этом интерсубъективная позиция сновидения: «Что Фрейда действительно интересует… так это сообщение как таковое, больше того, сообщение как прерванная и настоятельно заявляющая о себе речь» [17:181]. Итак, сновидение – не просто видение, но обращенная другому мысль, своеобразная речь.

Впрочем, сновидение это – не только речь, и даже не столько речь, сколько письмо, письменность, образный язык [Bildersprache], иероглифическая письменность. Сновидение как бы «циркулирует между очевидной ясностью речей, обращенных другому, и неисчерпаемой неясностью образов, в которых переделывается странная близость самому себе» [8:497]. Сновидение – сообщение в передаче сообщения. Сновидение – сообщение между собой и другим, если не сказать – собой другим.

Различая сон и сновидение, Фрейд утверждает автономию психического. Оно, будучи связанным с органом, то есть с мозгом, следует своим законам. Психические процессы непрерывны. Человек спит, но душа его не дремлет: «Никогда, все же никогда не спит душа» [37:67]. Неслучайно в разные времена и в разных культурах существовало представление о том, что душа во сне отлетает от тела и путешествует сама по себе. Сновидение утверждает свободу духа, свободу образования смысла.

Сновидение имеет смысл. И не один. После анализа сновидения «Об инъекции Ирме», в начале следующей, третьей главы, Фрейд пишет: «если бы мы даже выяснили, что каждое сновидение имеет смысл и психическую ценность, мы должны были бы все же допустить, что этот смысл не является в каждом сновидении одним и тем же» [46:142]. Смысл в том, что смысл не один. Причем, во всей двусмысленности этой фразы.

Обращение Фрейда: даешь перенос!

Прежде чем приступить к сновидению «Об инъекции Ирме» Фрейд обращается к читателю с просьбой.

«Итак, я приведу одно из моих собственных сновидений и на его примере попытаюсь разъяснить свой метод толкования. Каждое такое сновидение нуждается в предварительном сообщении. Я должен, однако, попросить читателя на все это время превратить мои интересы в свои собственные и вместе со мной погрузиться в мельчайшие подробности моей жизни, ибо без такого переноса понять скрытое значение снов невозможно» [46:128].

Формально эти слова выполняют функцию перехода к «Предварительному сообщению». Важно то, что Фрейд предлагает читателю, прежде всего, установить с его книгой отношения, которые предписывали бы явление такого призрачного и в то же время ключевого клинического феномена как перенос. При этом мы должны забыть о своих интересах, должны безоговорочно поверить в то, что нам предстоит прочитать, поверить, как говорит Лакан, еще до того, как мы начали читать. В противном случае, без веры, без уверенности в том, что Другой знает, куда нас ведет, невозможен тот самый перенос, без которого нет шансов на познание того, как сновидения обретают свой смысл. Именно перенос и открывает возможность становления психоаналитиком. И вот что, пожалуй, самое важное и самое удивительное: перенос на текст книги возможен! Или точнее: перенос на текст возможен и необходим! Именно он по ходу чтения, по мере символизации и создает условия для понимания смысла снов и становления психоаналитиком.

Сновидение об «Инъекции Ирме» как один из узловых пунктов рассеивания значений по книге «Толкования сновидений», как перекресток расходящихся троп, превращается в своеобразное родовое место психоанализа. Книга становится Библией психоанализа, ведь в ходе ее чтения, в процессе переноса и рождается психоаналитик. Психоаналитик появляется на свет не в каком-то институте, а в тексте книги, в толковании сновидений, в осмыслении «Ирмы». Психоаналитик, как сказал бы Лакан, – не продукт университетского дискурса. Он рождается в отношениях, в переносе, в том числе – на книжные страницы.

Распыленный нарциссизм и взгляд бабочки на рассеянного Чжуан-Цзы

Этот перенос, это осмысление «Ирмы» ведет не только к писателю Фрейду, но и в первую очередь к себе, читателю. Читатель переписывает книгу. Чтение «Толкования сновидений» вновь и вновь возвращает к себе, своим собственным сновидениям. Фрейд назвал этот феномен неотвратимого отношения с другими как с самим собой комплексом само отношения. Текст книги обретает свой смысл в душе чтеца. Процесс чтения оказывается диалектической процедурой отношений с другим как с самим собой.