Оцепеневшие,

– Киря, – я перебиваю, – на кой черт нам навык двигать точку по углам?

– Это не навык. – Он смотрит на меня, но обращается к двоим. – Это тест. Или не тест. Скорее мини-экзамен. Допуск. Понимаешь? Справитесь – получите навыки. И вы справились. Вы молодцы.

Я закуриваю. Делаю вид, что мне безразличны его слова. А сам горжусь, что мы молодцы.

– На сегодня достаточно. Завтра продолжим. – Он зовет за собой в дом. – Пойдемте поедим.

Еда снова ждет нас в печи. Мы все так же не удивляемся, что она там, свежая и горячая. Едим с удовольствием.

Соня хитро смотрит.

Что ж. Завтра только попроси помочь. Без аванса не пошевелю и пальцем. Задолжала.

Что ж. Завтра.

* * *

Гостиница.

Из окна номера виден мост.

Широкая река делит город на две части, южную и северную. Я смотрю на воду с обыкновенным в последнее время раздражением и пытаюсь понять, в какой части города относительно глубокой мокрой гадости мой отель. Лучше, думаю, пусть бы на южной. Как-никак теплее.

Гнев. Следующая стадия после отрицания.

Все происходит в точности, как предупреждал Кирилл, все, как описывала доктор Кюблер-Росс.

Гнев.

Теперь я знаком с этим чувством. Теперь точно знаю, как выглядит настоящий, сжирающий тебя изнутри, смертельный гнев.

Любопытное наблюдение: чем больше думаешь о смерти, тем страшнее ее представлять. Особенно становится страшно, когда рассуждения приводят к выводу – все, я уже труп.

По набережной прогуливаются парочки. Дети весело визжат, кушают мороженое. Идиллия, мать ее, счастье и покой.

Мертвый парень-рикша на самодельном велосипеде-повозке катает мертвых прохожих за истлевшие монеты. Практически мой коллега. Представляю, каково ему. Крутишь педали. «Вежливый и выносливый». Весь вечер крутишь, потеешь. И никакой благодарности. Так и слышу приторные слова хохочущих клиентов. Какого-нибудь жирнозадого позера: «Стой! Приехали! Отлично прокатились. Вот, сдачи не надо. А ты говорила, не потянет, говорила, я толстоват для повозки». Толстяк швыряет в тебя монеты. Поймать на лету не получается, и они с тоненьким звоном приземляются на мостовую. Торопишься поднять, но одна, самая ценная, закатывается под тележку с сахарной ватой. «Извините, можно я достану монетку?» Естественно, никто не слышит. Очередь мертвецов стоит за ватой, и никто не подпустит. «Смотри, мама, я монетку нашла!»

Как же все достало.

Меня окружают мертвые уроды и уродки. Дурно пахнущие твари, маскирующие свою вонь дорогими духами.