Уроды не в смысле, как выглядят, выглядят, надо сказать, чаще приятно, чем наоборот, а в том смысле, какие они все на самом деле. Бодренькие с виду трупы, разложившиеся изнутри. Безответственные, эгоистичные, ленивые, морально недоразвитые мрази. Уроды, одним словом.
Мертвые уроды.
Гадкие мертвецы. И прохожие, и торговцы, и я сам. Лицемеры.
Рикша. Любезный, шевелит ногами, а в душе проклинает пассажира. Подбирает копейки и надеется, что кто-нибудь невнимательный забудет сумку или кошелек в его велокарете.
Тьфу.
А вчера…
Весь вечер наблюдал, как по улицам разъезжают такси. Из окна гостиницы виден и парадный вход, и стоянка. Наблюдал, как клиенты сами распихивают багаж по машине. Как усаживаются спереди, когда есть свободные места сзади. Наблюдал, как усталый водитель с выражением брезгливости на лице помогает выбраться из машины пожилой даме, морщится – какое одолжение сделал. Такое непростительно и для привокзальных неофициальных такси. А эти, возле отеля, премиум-класса.
Нет, ребятки. Это позор. Так вы не заработаете.
«Приветливый и услужливый».
Не согласен? Води грузовик с песком.
Каждый должен знать свое место, свое предназначение. И каждый должен по максимуму исполнять отведенную ему обществом роль. Даже после смерти, даже когда все не имеет смысла.
Из-за таких вот имеем то, что имеем. Уверен, не будь на Земле «этих», двухтысячный наступил бы, как очередной год. Без происшествий и катаклизмов. Выпили шампанское, пошумели хлопушками, и все. Мир погиб из-за «этих».
«Если желаете, в салоне можно курить». «Всего доброго, сэр, мэм».
Мир погиб. Смерть.
Я ничего не успел.
Главное мое достижение – могу просидеть целый день в машине и не отсидеть задницу. Все чего-то ждал-ждал, вежливый. Послушный, пристегнутый ремнем. Дождался лучших времен.
Что я оставил после себя? Ни карьеры, ни жены, ни наследников. Хотя… Хорошо, наверное, что нет детей. Не мучаются.
Злюсь. На всех! На своих незачатых детей особенно. Я им завидую. Ну правда же. Удобно, если не рождаться. Не родился – не придется маяться, искать смысл жизни. Не придется умирать. Считай, я даже гуманно как-то поступил.
Встаю, подхожу к столу, двигаю рукой в воздухе, и телевизор падает на пол, разлетается на две части. Чуть-чуть полегче становится. Что-то в этом есть, в советах психологов. Нельзя копить все в себе. Нужно выпускать ярость. Бить посуду, кричать. Кажется, помогает. По крайней мере мне. Хочу еще что-нибудь разгромить.
Я поправляю галстук, смотрю на картину. Разноцветные геометрические фигуры. Дорогая, наверное. Я смотрю на нее, концентрируюсь, и масляная краска оживает, узор расползается по углам, сбивается в комок, перемешивается и ползет на обратную сторону рамки, оставляет на стене гладкий, чистый, нетронутый холст.