Оцепеневшие,

Дальше по коридору в очередной кабинет, к очередному врачу.

Это на самом деле я так рассказываю. В действительности все было слегка иначе. Военкомат пропитан отборной нецензурной бранью и всякими до того времени мне неизвестными экстравагантными ругательствами. Доктор обращался скорее «Эй, ты. Подойти! Ухо закрой. Да не это, придурок, ебанько конченый, другое ухо!». Иногда я искренне не понимал, чего от меня хотят, переспрашивал, в ответ на что выслушивал еще более сложные и непонятные конструкции.

Ладно.

Оставался кардиолог. Последний. И возле его кабинета образовалась толкотня. Кто-то прыгал от радости, другие стояли грустные.

– Кто последний?

– Я, – оборачивается парень с татуировкой какого-то зверя на плече.

Какого-то, потому что рисунок очень плохого качества. Возможно, это должен был быть волк, или тигр, или медведь, или лохматый леопард. Сейчас это непонятный зверь размазанно-темно-сине-зеленого цвета. Мастеру – респект, получился артхаус.

Очередь двигалась медленно.

За мной скопилось человек пять. Несколько раз к нам выходил врач и просил быть потише.

Ну как просил… «А ну, закрыли пасть, твари, пока я добрый!»

На несколько минут это помогало, но когда к нам подтягивались новенькие, все повторялось по новой.

На стене висит плакат «Военная служба – дело настоящих мужчин». Написано красной краской, через трафарет, неаккуратно и с ошибками.

Захожу.

Доктор листает мою карточку. Недовольно причмокивает.

– Встать! Садиться не надо.

Я подскакиваю, извиняюсь.

Смотрит на меня.

Впихивает в уши стетоскоп и холодной мембраной приставляет ко мне. Выслушивает что-то. Сердечные тоны и шумы или еще какую хрень.

– Повернись спиной.

Снова слушает, пишет.