Сажусь. Держу рукой дверь, засов на которой отвалился, держу так, чтоб хоть немного воздуха могло проникнуть в феноловую сероводородную камеру пыток.
Наша изба в глухом лесу, заброшенная и всеми забытая. На эту поляну минимум полвека не ступала нога человека. Здесь и зверей-то нет, не то что людей. И такой вонючий туалет. Какая вонь. Это ж надо было так нагадить, что до сих пор на километр не подойти.
Зачем я об этом размышляю? Да затем, что здесь ни о чем другом думать невозможно.
Стараюсь не дышать. Упираюсь носом в плечо.
Замечательное утро.
Возвращаюсь. Растираю ногами траву. Попутно размышляю, как буду принимать душ в кабинке, слабо отличающейся от той, которую только что посетил.
В избе никто уже не спит.
Соня сидит за столом, Кирилл стоит у окна. Очевидно, ждут меня. Сажусь к Соне.
Прыщавый поворачивается. Шагает к столу. Он выпрямляет спину, приподнимает подбородок. Эта его поза генерала. Готовится раздавать распоряжения. Киря стоит, нависая над столом, и смотрит на нас. Молчит. Тянет резину, мелкий засранец, интригует. А я сижу, такой, с напускной бравадой. Мол, что на этот раз?
Удиви. С любым испытанием справлюсь.
– Умереть. Последнее ваше испытание.
Просто декларирует. Смотрит на нас и словно между делом говорит – задание «Убейте себя».
Говорит строго, на полном серьезе. И не думаю, что он это иносказательно. Определенно имеет в виду именно то, что говорит.
Мы сидим растерянные, переглядываемся и не знаем, что сказать.
Много странного случилось в этом лесу. За эти почти две недели я привык к сверхъестественному. И вот когда, казалось, ничему не удивлюсь, Киря говорит «умереть».
Соня смотрит на меня, ищет поддержки. Я киваю, мол, не бойся, разберемся. Два задания одолели и с этим как-нибудь справимся. Киря замечает наш немой диалог и говорит, что на этот раз не стоит помогать друг другу.
– В этом испытании каждый должен справиться сам. Должен лично решиться и выполнить.
Он говорит, будет только хуже, если рассчитывать на помощь. Можно случайно «отключиться» и все забыть.
– Память просто растает.
Не умрем, говорит, но все забудем. А это куда хуже смерти. Говорит, что все старания окажутся напрасны, и наши, и его.