Оцепеневшие,

22
18
20
22
24
26
28
30

– Давайте скорее. Я устала нас скрывать.

Сворачиваем за угол.

Часть улицы загорожена, ведутся ремонтные работы на дороге. Шумит техника, люди в оранжевых жилетах и касках засыпают ямы, кладут асфальт и красят белые полоски.

– Соня, не ной. Скажи спасибо своему другу. Захотел повыпендриваться.

– Вот пускай сам тогда и работает. – Она косится на меня. – Я с удовольствием просто прогуляюсь.

– Нет. Я так не умею. На несколько минут могу внушить иллюзию, одному, может – двоим. Но чтоб толпе – это ты у нас специалист.

– Тогда хватит всякую хрень творить, давайте уже дойдем куда-нибудь.

– Я одного никак не пойму. Зачем нам скрываться? – Я кричу, стараюсь перекричать гремящую технику. – Мы, мягко сказано, боги в этом мире. Что нам может помешать или навредить?

Отбойный молоток то гремит, то смолкает, отчего моя последняя фраза звучит комично. Меня то не слышно, то ору обрывки слов.

Но, по-видимому, меня расслышали.

Мой вопрос волнует и Соню, я в этом уверен. Она ждет, что ответит Кирилл, но делает вид, что и так все понимает, что среди нас я один дурачок.

– А? – Молот смолкает, и я как идиот ору на всю улицу.

– Че орешь?

Кирилл останавливается, смотрит мне прямо в глаза, похоже, собирается проникнуть в мое сознание и прочесть мысли. Я против, стараюсь не позволить и начинаю убалтывать.

Нужно переключить его внимание. Здесь главное – отвлечь. Каким бы опытным и сильным ни был прыщавый, считать сознание – требует большой концентрации.

– Нет, ну серьезно. Кирилл, Соня, мы же всесильные. Что могут обычные люди против нас?

– Могут. Поверь.

Соня кивает, мол, да-да, могут. И что ты киваешь? Ни хрена не понимает, но поддакивает. Вот натура…

Кирилл тем временем оставляет попытки меня прочитать, делает глубокий грустный вдох, который случается от неприятных воспоминаний, и начинает рассказ.

Говорит, отдельный человек нам не страшен. Даже десять, даже сто – нипочем. Но лезть на рожон – значит бросить вызов системе.