Оцепеневшие,

22
18
20
22
24
26
28
30

Убираю упаковку салфеток в карман. Смотрю на приборку – бензина на сто сорок километров. Не мешало бы заправиться. Переключаю, проверяю расход. Вполне сносно. Заметно меньше, чем по городу, что приятно.

– Вов, смотри, возвращается. Смотри, как ее шатает. – Пацан смеется и топочет ногами.

Я не реагирую.

– Салфетки надежно спрятал?

Молчу.

– Все. Ладно, тихо. Мы ничего не видели, – говорит мелкий, отворачивается от окна и притворяется, что спит.

Девушка садится.

Молча плюхается в сиденье, пристегивает ремень, запрокидывает голову и закрывает глаза.

Макияж размазался, тушь расползлась по щекам, помада превратила ее лицо в Джокера.

«Тактичный и услужливый», «Манерный и внимательный».

Стараюсь не смотреть, но глаза скользят по ее ногам.

Она тяжело дышит, закрывает дверь, лампочка гаснет, я никак не могу оторваться от ее колен.

В тусклом голубовато-бирюзовом свете ее длинные ноги выглядят еще изящнее. Вот, наверное, для чего инженеры придумали подсветку под перчаточным ящиком.

Из-под юбки выглядывает краешек розовых в горошек трусиков. В таком освещении можно ошибиться с цветом, но уверен, что именно розовые в горошек. Гладкие колени. Абсолютно ровные, выбритые икры заканчиваются туфлями со сверххитрой застежкой и высоким каблуком. Каблук заляпался грязью, застежка нацепляла травы, но все это никак не портит впечатление от стройных ног.

– Поменяйся с ней местами, – говорю и невольно продолжаю разглядывать девушку.

Сквозь майку просвечиваются две внушительные башенки, разделенные тесным ремнем безопасности.

– Пересядь сюда, пожалуйста, – обращаюсь к прыщавому. – Пусть она едет сзади. Может, подремлет.

Расстроенный Кирилл фыркает, собирает недоедки в пакет, торопливо допивает пиво, бросает пустую бутылку в окно. Достает новую.

– И больше не заставляй ее пить. Хватит.

Мелкий перебрасывает свои пожитки мне, перелазит между сиденьями и забирается к девушке на колени. Отстегивает ремень, распахивает дверь и выдавливает даму своим задом на улицу.