Оцепеневшие,

Выбрасываю окурок. Закрываю окно.

Всего пару часов едем, а этот наглый презерватив с гнойными пупырышками на лице уже раз двадцать должен был получить по лицу.

В Париж ему.

В задницу, а не в Париж! Сейчас заберу у мальца все деньги, отведу в лес. Лопату в зубы, и пусть копает. Благо яма неглубокая нужна.

«Тактичный и сдержанный». «Помочь вам с багажом, мэм?»

Проглатываю обиду.

Рулю.

Мелкий, видимо, догадался, о чем думаю.

– Не сердись, – говорит. – Что-то я правда не туда. К тебе нет никаких претензий. Сегодня никаких. Что-то меня понесло. Я даже готов извиниться.

Не отвечаю. Не нужны мне его извинения.

– Извини, – говорит он сквозь икоту.

Кирилл достает из пакета кексик и протягивает мне:

– Скушай. И не злись.

Я молча отмахиваюсь, попадаю ему по руке, и мучное изделие с джемом рикошетит от сиденья и приземляется на пол возле девушки.

– Эта, – он показывает на спящую и неприятно пахнущую красотку, – дешевая проститутка. Мы с ней, можно сказать, даже не знакомы. Снял в баре. – Он хохочет. – В прямом смысле снял. Прямо с шеста.

Держусь. По-отцовски спокойным тоном пытаюсь объяснить мелкому свою позицию. Может, он не совсем тупой, просто недостаток воспитания. Стараюсь донести, что хорошо, а что плохо. Я говорю, что если девушка стриптизерша и что даже если сейчас она не в лучшей форме, мы не должны к ней относиться как к мусору.

– Она перебрала, но это не повод так с человеком обращаться.

Киря делает глоток и заявляет, что она не человек. Она, говорит, что угодно, но не человек. И что я тоже для него не человек вовсе.

– По-твоему, мы все нелюди? Нет денег, значит, животное? – в этот раз не удается промолчать.

Хочу вышвырнуть ублюдка. И не нужны мне его деньги. Уже готов ударить, стукнуть кулаком, затолкать ему в грязную пасть стопку его вонючих сотенных и высадить на обочину.