Контрудар

— «Вверенный мне штабной эскадрон ведет жесточайший бой с превосходящими силами казачьей конницы. Эскадрон, предупреждая инициативу врага и пренебрегая массированным огнем его пулеметов и артиллерии, неоднократно бросался в конные атаки. Много деникинцев порублено. Пленных нет. Наши потери — трое раненых. Продолжаем теснить врага в исходное положение. Особую отвагу, воодушевляя своим примером бойцов, проявил политком эскадрона товарищ Дындик».

— Накатал наобум лазаря. Ну и брехня, — разозлился Дындик. Схватив донесение, порвал его на куски. — Нужно было добавить: «Комэска Ракита-Ракитянский лично вел эскадрон в атаку».

— Что ж, — ухмыльнулся бывший гусар, — нынче, политком, настрочим про вас, э, завтра про меня.

— А раньше? Ну и ловок же ты, плут! Вот чем вздумал меня купить.

— Зачем купить? У меня тоже голова на плечах. Кое-что соображаю. Вот, Петр Мефодьевич, смотрите — этот Булат помоложе вас и старой армии не нюхал, а комиссар дивизиона! Старше вас чином! Я о вас хлопочу!

— Я на реи не стремлюсь, мне и на палубе не плохо. А касаемо Алексея, то скажу тебе — мы с тобой за год того не читали, что он за месяц.

— Зачем кипятиться? Разве плохо получить благодарность в приказе? Что мы, не подвергаем себя опасности, э, не рискуем?

— Эх ты, военспец! Что с тобой говорить? Ты, слыхать было, и своему царю-батюшке так служил. Люди вшей кормили в окопах, а ты по Америкам разгуливал. Скажу тебе одно: вот тут, в кустах, риск не очень-то большой. Доставай лучше псалтырь и пиши все, как было и как есть. Ничего не убавляй и не прибавляй. А кто нынче отличился — это красноармейцы Бойко и Зубило. И без моей подписи ничего не посылай. Запомни это, а то худо будет.

Фланг 42-й дивизии стремительно охватывала вражеская кавалерия. Роль ударного кулака у белого командования все еще играла казачья конница, которой начдив 42-й мог пока противопоставить лишь незначительные, на ходу сколоченные слабенькие отряды всадников.

Но в этом новооскольском бою советская пехота, заметив вражескую конницу на флангах, не поддалась панике, как это бывало еще недавно во время майских боев в Донбассе. Каждый красноармеец уже твердо знал, что казак не так страшен, как его малюют.

Карьером понеслись ординарцы. Спустя час красноармейские полки и моряки, измотанные тяжелым боем и контратаками гундоровцев, отходили назад, чтобы прочно залечь впереди переправы. Там, у опушки леса, только что отданной белякам, они оставили своих лучших друзей.

Однако врагу, избалованному летними победами, здесь, на Осколе, показали, что прошла пора легких успехов! И кровь, и жертвы, и гибель лучших бойцов Красной Армии, и отход к переправе, несмотря на всю его тяжесть, бесценным грузом легли на чашу весов. Во всем этом уже чувствовался привкус будущих побед.

Дивизион Ромашки, усиленный эскадроном Ракиты-Ракитянского, широкой рысью бросился к Голубино, чтобы своим упорством и отвагой сдержать новый натиск врага.

«ПРОЛЕТАРИЙ, НА КОНЯ!»

17

Полки 42-й, или, как ее звали все до единого красноармейцы, Шахтерской дивизии покинули Новый Оскол и, оказывая упорное сопротивление конным и пешим белоказакам Деникина, шаг за шагом отступали на север.

Не только 42-я, но и другие восемь стрелковых дивизий группы Селивачева, сумевшей отчаянным рывком продвинуться от Валуек к Купянску, перед угрозой окружения вынуждены были, отдавая врагу довольно обширную территорию, начать движение вспять. Деникин резал клин Селивачева с Дона на Новый Оскол дивизиями донского казачества, а из Харькова через Волчанск на Новый Оскол — офицерскими полками Кутепова. Валуйская операция советских войск вынудила их приостановить наступление на Курск.

Как и летом, вновь отступали дивизии 13-й советской армии. Но если раньше малейший натиск врага, и особенно его конницы, вызывал беспорядочное бегство, то сейчас полки, усиленные партийным и рабочим пополнением, руководимые командирами-специалистами и боевыми комиссарами, ценою большой крови отстаивая каждую пядь земли, отходили на следующий рубеж лишь по приказу высшего командования.

Колонны, днем отражавшие наскоки белогвардейцев, для отхода пользовались ночной темнотой. Стараясь оторваться от противника, советские войска двигались всю ночь. Конница Шкуро шла параллельными путями, пытаясь выиграть фланги.

Под утро дивизион Ромашки, следовавший в арьергарде пехотных колонн, устроил привал. Над холмами, занятыми заставами и секретами, плыли на север тяжелые лохматые тучи и как бы указывали путь избежавшим окружения советским дивизиям.