– Стрелять только по моему сигналу, а то вам черт знает что может померещиться. Сначала все нужно как следует выяснить. Возможно, придется прижать капитана, чтобы он разговорился. Будьте к этому готовы. Если окажется, что мы спалились, его кончаем и сразу к Козицкому – пускай обеспечивает наш отход, как договаривались. Исчезнем из города, заляжем на дно года на два…
– Ты уверен, что Козицкий станет тратить на нас такие деньги? – мрачно спросил Хромой. – И потом, разумно ли убивать нужного человека? Живой – он у нас на крючке, а мертвый… Что толку от мертвого. Лишний грех.
– Снявши голову, по волосам не плачут, – криво усмехнувшись, сказал Павел Петрович. – А вообще-то я отвечал на вопрос Вальтера. Вальтер прав. И ты прав. Он на крючке и первым делом будет пытаться с крючка соскочить. Что придет ему в голову, можно только гадать. Но если придет в голову худшее, самым разумным будет от него избавиться. Полагаться мы можем только друг на друга, верно?
– Само собой, – кивнул Четвертаков и неопределенно повел рукой. – Вот где он сейчас? Мы уже все здесь, а его нет. Мне это не нравится.
– Ты думаешь, мне это нравится? – спросил Павел Петрович и вдруг, резко повернув голову, замер. – Тихо!
Все замолчали и стали прислушиваться. За стенами домика царила полная тишина, только нежно верещали сверчки. И вдруг в этой тишине отчетливо и грубо раздался звон разбиваемого стекла. В соседней комнатке что-то звучно шлепнулось на пол, и тут же оттуда с гулом вылетающего из тоннеля поезда выметнулось пламя.
– Твою мать! – завопил Хромой, вскакивая из-за стола.
Он инстинктивно кинулся в угол и, вжавшись в стену, нацелил на окно пистолет. Хозяин хотел было сунуться в спальню, но оттуда пахнуло жаром, как из доменной печи. Там уже вовсю пылали стены, и желтое пламя плясало на полу, с хрустом пожирая сухое дерево. Занялись огнем косяки.
– Вот сука! – с тоскливой ненавистью воскликнул Павел Петрович. – Вот гадина! Раздавлю!
Четвертаков сделал самое элементарное – он ударил рукояткой пистолета по лампочке, висевшей под низким потолком, и крикнул:
– Уходим!
В отблесках ревущего огня они бросились к выходу. Пока Хромой возился с замком, Четвертаков передумал и решил выскочить в окно. Он бросился назад, высадил плечом хлипкую раму и перебросил свое мощное тело через подоконник. Короткая автоматная очередь ударила из ближайших кустов и отбросила его назад. Четвертаков на мгновение будто ослеп и повалился назад, ударившись затылком о доски пола. Пистолет выпал из его руки. Он попытался встать, но во всем теле вдруг появилась такая слабость, что он не смог пошевелить ни рукой, ни ногой. В глазах темнело, хотя огонь гудел совсем рядом, и багрово-желтые всполохи плясали уже по всему дому. Четвертаков застонал, каким-то нечеловеческим усилием заставив сжаться немеющие мышцы, и приподнялся на локте. И тут через выбитое окно в комнату влетела бутылка с горящим фитилем и лопнула, обдав Четвертакова облаком вспыхнувшего бензина. Он заорал от невыносимой боли.
Павел Петрович услышал этот крик и попытался прийти на помощь, но уже все было охвачено огнем, а крик смолк. Павел Петрович повернулся и, сжимая автомат, побежал обратно.
Хромой уже выскочил наружу и мчался, припадая на одну ногу, к калитке. Павел Петрович хотел его остановить, потому что бежать сейчас туда означало превратиться в отличную мишень. Он крикнул, но его голос поглотил шум огня и треск ломающегося дерева. В доме уже занялась крыша. Она вот-вот должна была провалиться.
Павел Петрович скатился с крыльца и упал на влажную, пахнущую свежим сеном траву. Он увидел, как в кустах мелькнул огонек выстрела, и тут же Хромой упал, не добежав одного шага до калитки. Павел Петрович навел автомат на то место, откуда стреляли, и выпустил туда две длинные очереди подряд. Ответа не было.
Выждав секунду, он вскочил и, пригибаясь, побежал туда, где лежал Хромой. Он все время ждал выстрела в спину, но его не последовало. Добежав до калитки, Павел Петрович упал на колени и еще раз оглянулся назад. Дом пылал, как огромный факел – ровным могучим пламенем. По маленькому садику перекатывались причудливые тени. Никто не стрелял, и никого не было видно. Павел Петрович перевернул товарища и приник ухом к его груди. Сердце Хромого уже не билось. Пуля вошла ему сзади в шею, перебив позвоночник. Судя по всему, он умер мгновенно, не мучаясь.
Павел Петрович поднялся и бессмысленно огляделся кругом. В ближних дачах лаяли собаки и хлопали двери.
– Ты посмотри, что творится! – кричал кому-то заспанный женский голос.
Павел Петрович опомнился, снова присел возле мертвеца и обшарил его одежду. Ключи от машины лежали в заднем кармане. Павел Петрович взял их, прикрыл автомат полой пиджака и выскользнул за калитку. Потом он пустился бегом по дорожке, стараясь держаться в тени. Не все соседи ночевали сегодня на даче, но поселок уже наполнялся гулом взволнованных голосов, и нужно было уносить ноги как можно скорее.
Он обогнул участок ближайшего соседа, повернул за угол и увидел «Волгу» Хромого. Сел в нее, бросил автомат на переднее сиденье и прикрыл пиджаком. Затем завел мотор и покатил среди чужих садов к выезду на шоссе. Погони за ним не было, но она могла возникнуть в любую минуту. Слишком много шума они тут наделали. А ведь Вальтер был прав! Нюх старого вояки его не подвел, но нисколько не помог. Как жутко он умер! Не дай бог никому.