— Где ты факты взял? — спросил Микита.
— Лейкин подбросил. Сказал, что в областном управлении Пилипончика не терпят. Дай только сигнал — как пить дать, вытурят…
— Это тот Лейкин, которого самого из милиции выгнали?
— Тот. Ну и что?
— Пусть бы сам и писал.
— Что ты понимаешь! — неожиданно взорвался Блицкриг. — С такими, как ты, за правду не повоюешь. Вчера соглашался, а теперь в кусты.
«Завистливый ты, Блицкриг, — подумал Микита. — Всему свету завидуешь. Еще молодой, вся жизнь впереди, а такой завистливый. Из института выгнали, потому что с жуликами связался. Мне известно, почему ты на милицию злишься. Стоит, видимо, отметка в паспорте. Но и сам я, правда, не лучше. Хотела бы душа в рай, да грехи не пускают. Водочка, будь ты трижды проклята… Жена ушла, и никто тебя за человека не считает, Микита».
— Я подпишу, — сказал Микита. — Но подпись поставлю неразборчиво. Сам знаешь…
Послюнив химический карандаш, Микита положил исписанный Васиным размашистым почерком лист на кожаную полевую сумку и вывел длинную закорючку.
Материал, который сочинил Микита Банедык на председателя райпотребсоюза, Вася подписал не читая.
Вечером в станционном буфете пьяный Блицкриг кричал:
— Я свое докажу… Выведу всех на чистую воду…
Васю угощали три молодых захмелевших моряка, которые сошли с поезда и, видимо, из-за позднего времени не решались отправиться в свои деревни. Выслушав Васю, парни насторожились. Старший, с тремя значками на флотском кителе и тонкой полоской усиков, тронул Блицкрига за плечо.
— Слушай, ты… потише на поворотах. Иначе — отшвартовывайся.
— Вы, ребята молодые… Ничего не знаете…
Васин сосед по столику, чернявый морячок, был настроен более миролюбиво.
— Ну пишет человек. Пусть пишет…
Старший, однако, нахмурился.
— А какие у тебя доказательства?
— Я все знаю. Специально занимался.