Тополя нашей юности

22
18
20
22
24
26
28
30

— Дай закурить, — попросил Вася.

Петро и бровью не повел, словно Васи совсем нет рядом с ним.

— Дай, говорю, закурить.

Широкое лицо Петра вдруг побледнело, на губах выступила пена:

— Заколю-у-у!

Согнувшись, вобрав голову в плечи, Вася во всю прыть кинулся к воротам. Вилы со свистом врезались в верею.

В семье Биклагов — такая настоящая фамилия Васи Блицкрига — пожалуй, все немного пыльным мешком прибитые, до трех не считают…

3

Через две недели после того, как Вася послал материал на Пилипончика, в район приехала целая комиссия. Под своим материалом Вася поставил семь подписей, но когда комиссия стала опрашивать подписавшихся, а также тех, кто был назван в качестве свидетелей, то все искренне заявили, что ничего плохого про Пилипончика не слышали. Члены комиссии заинтересовались личностью самого Васи. Выяснилось, что по его письмам в район за последние годы приезжало уже несколько комиссий. Много его писем было прислано для принятия мер и реагирования в райком и райисполком.

Дело на Васю передали в суд. Но он стоит за правду, и так просто его не сломить! Ходил по улице подняв голову, похвалялся, что начальство в конце концов испугается и никакого суда над ним не будет. В противном случае он выведет на чистую воду всех районных руководителей, в том числе самого судью и прокурора. Суд, однако, состоялся. На суде Вася тоже держался стойко. Откуда только, из каких источников бралась у него энергия! Он произнес длинную речь, в которой, не обращая внимания на ранги и чины, вскрывал злоупотребления начальника районной милиции и других видных людей городка, замахнулся на судью и прокурора, требуя их отвода как лиц заинтересованных. Но свидетели подвели. Микита Банедык, который в последний месяц устроился на работу в контору «Заготсено», вообще заявил, что материал на Пилипончика не подписывал. Когда же Миките показали этот документ, то он, не моргнув глазом, засвидетельствовал, что почерк не его и подпись, таким образом, подделана.

За клевету Васю осудили.

Но время, когда Блицкриг был изолирован от общества и должен был честным трудом искупать ошибки и грехи, совпало с большой амнистией. Вскоре осужденные за кражу или иные проступки на сроки значительно большие, чем Блицкриг, стали возвращаться домой. Приехал и Вася.

Начальник милиции Пилипончик оставался в прежней должности, а Микиту к тому времени, когда Вася вернулся домой, уволили по сокращению штатов из конторы «Заготсено».

Вася и Микита встретились, как обычно, в станционном буфете и, несмотря на лицемерие, которое проявил свидетель на суде, довольно быстро помирились. Может, потому, что Микита видел Васю насквозь. Советовал смириться, шума не подымать. Но Блицкриг крыльев не сложил. Только на этот раз действовал хитрее и осторожнее. Никому ничего не говоря, целый год собирал факты против того же Пилипончика. Снова приезжала комиссия, был суд, свидетели отказались от своих подписей, а Васю приговорили теперь к меньшей мере наказания.

Пилипончик между тем сдал. Был молодой, подвижный, а теперь казался стариком, поседел, позеленел лицом, высох как щепка. Когда Вася через полтора года вернулся домой после новой амнистии, начальник милиции ждать больше не стал. Подал заявление об увольнении и уехал из городка.

А Микита за время второй Васиной отсидки вверх пошел: устроился в отделе дорожного строительства мастером, жена к нему вернулась. Нашел в себе силы: пить почти бросил. Главное — построил дом. Сам, своими руками. Немного, правда, тесть помог. Дом Микиты стоит в зеленом переулке, весело смотрит на свет своими четырьмя окнами.

Вася Блицкриг пришел к Миките летним вечером. Поздоровался за руку с женой и восьмилетней дочерью Анютой. Вынул из кармана и поставил на стол пол-литра. Жена сразу нахмурилась. Но Микита успокоил ее.

Выпив стакан водки и закусив зелеными помидорами, Вася стал каяться.

— Глупый был. Зачем к этому Пилипончику цеплялся?.. Даже толком не знаю. Хотелось на своем настоять.

— Пилипончика в милиции жалеют, — поддакнул Микита. — Душевный был человек, говорят. Теперь на его место приехал новый. Да только далеко ему до Пилипончика…

— На ошибках, брат, учатся. Больше таким идиотом не буду. Надо за ум браться…