Через день или два после этого стало ясно, что кризис миновал и Ким выздоровеет. Его сестра ходила с мокрыми глазами, — кажется, она действительно жалела брата.
Я радовался возвращению Кима. Он, казалось, принес прошлое, светлое, все то, что за эти тяжелые месяцы стало далеким-далеким. С того времени как началась война и в наш поселок пришли фашисты, я не думал о море и редко вспоминал Юльку. Больше всего я думал о войне. Юность, только-только вступавшая на свою жизненную дорожку, жаждала подвигов.
Несколько хлопцев, из тех, которые вместе со мной ходили в школу, собирали оружие. Нам помогал лес. Он припрятал для нас в своих зеленых тайниках патроны, запалы. Не нашли мы пока что только винтовок. С первых дней весны бродили мы по вереску, рылись в заброшенных окопах, но винтовок не было. Лес шумел настороженно и грозно, в его песне слышалась жгучая боль. Мы возвращались домой с пустыми руками…
Это случилось в те дни, когда Ким начал только приходить в себя. В нашу хату ворвались вооруженные фашисты и приказали мне собираться. Они еще приказали мне взять с собой пилу и топор. Сначала я ничего не понимал.
Все стало понятно, когда колонну мобилизованных жителей поселка повели вдоль железной дороги по направлению к лесу. Мы уже знали, что гонят нас валить лес. Фашисты восстанавливали железную дорогу, они боялись нападения партизан и потому решили вырубить деревья на двести метров вдоль железнодорожного полотна. В колонне вместе со мной шло и несколько тех, с кем мы вместе искали оружие.
Прости меня, родной Козий Рог!.. Ты пестовал мое детство, ты нашептывал мне тысячи сказок-снов. Был ты моим лучшим другом и товарищем, а я пришел тебя уничтожать. Своими руками я пилил и рубил те березы и сосны, которые столько лет пели мне дивную песню про широкое море. Почему я лучше не отрубил эти поганые руки?.. Прости мне, друг, я был без оружия, а надо мной нависал враг.
Прости мне и ты, веселая Юлька! Я грезил тобой во сне и наяву, я мечтал о стольких подвигах в честь твоего светлого имени. Знают об этом дубы и березы, которые я сегодня уничтожаю. Я столько ждал с тобой встречи среди родного вереска, и вот встретился. Тебя тоже пригнали сюда, невольницу… Лучше бы не смотрели на этот свет мои глаза. Прости мне, Юлька!
Мы пилили и рубили Козий Рог целую неделю. Когда все это кончилось, с полотна железной дороги был виден Маковский шлях. Немцы для точности обстрела на дальних деревьях прибили щиты с первыми буквами латинского алфавита.
Осенью вновь цвел вереск. Густой медовый его аромат казался особенно терпким. Это, может, потому, что мы теперь не топтали вереск ногами, как когда-то, а ползли по нему на животах. Нам с Кимом дали мину, две тяжелые связки толу и нажимной взрыватель, остальное зависело от нас самих. Мы выбрали участок железной дороги, возле которого недавно шумел Козий Рог.
Мы лежали в вереске в каких-нибудь пятидесяти метрах от полотна две ночи и два дня. Ночью поезда не ходили. Первый день мы изучали обстановку, знакомились с характером патрулей. Нам не хотелось подкладывать мину просто так. На ней мог взорваться случайный порожняк.
К концу второго дня, когда за поворотом скрылись спины трех патрульных, я прислушался и спросил:
— Что ты слышишь, Ким?
— Слышу шум тяжелого состава, он за два километра от нас.
Мы слышали одинаково остро. Встав из своего логова, бросились к полотну. За минуту тяжелый товарный поезд проходил полкилометра, за три минуты была поставлена мина. Поезд уже мчался на нас. За те секунды, которые оставались до взрыва, мы мчались по вереску меж толстых пней к Маковскому шляху. Молодые деревца, поднявшиеся за лето, безжалостно хлестали нас по ногам и рукам. Козий Рог пустил буйную поросль, он не хотел умирать.
ШАГАЙ, ЧЕЛОВЕЧЕ!
Люблю фантастическое и таинственное. Это с самых малых лет. Всякому сорванцу, когда он прожил пять весен, хочется, чтобы мир ходил вверх ногами. Необычайное начинает привлекать его с колыбели. В истинности сказанного могут легко убедиться сегодняшние родители. Лежит, например, в люльке синеокий человек, проживший весну, лето, осень и еще совсем не знающий, что такое зима. Подойдя к нему спокойно, поздоровайся, назови по имени — никакого впечатления. А надуй щеки, выпучи глаза да еще причмокни вдобавок языком — о, в награду получишь восторг синеокого существа!
Стремление к исключительному, удивительному заключено, вероятно, в самой природе человеческой.
Тот же человек, когда ему стукнет три года, считает величайшим счастьем, если отец переменит скучное вертикальное положение и уподобится в способе передвижения своим далеким предкам. Сын тогда поползет за ним хоть на край света. Он забудет про конфетку, которую до этого выклянчивал целый час, забудет даже про зеленую лошадку на деревянных колесиках. Можно и оседлать папаню, тогда он сразу станет конем и будет носиться из угла в угол, — знай только пришпоривай!
ebooksa