– Да, давай, – рассеянно соглашается Хлоя.
Ей сейчас не до того: она следит за мамиными движениями и явно думает, что маме стоит поторопиться. Сияя от радости, мама берет коробку с котятами и несет ее на кухню. Хлоя со вздохом облегчения карабкается вверх по лестнице.
Я остаюсь с мамой и смотрю, как она кормит котят из пипетки, гладит и успокаивает их, а по щекам у нее текут слезы. Я прощаю ей сегодняшнее и надеюсь, что она тоже себя прощает. Она, как и все вокруг, идет вперед, делает шаг за шагом, пусть и не всегда в правильном направлении.
Мне приходится напоминать себе о том, что мама не знает ни что сделал Боб, ни чем занимаются папа с Вэнсом. Она знает лишь, что папа ненавидит ее, потому что она не сумела защитить Оза, и что он уехал, а Боб любит ее и он рядом. Исковерканная картина мира – единственная доступная смертным.
Накормив четверых котят, мама возвращается на диван, кладет зверьков на подушку у себя под боком, обнимает их, словно защищая от всех невзгод, и закрывает глаза. Финн – самая боевая в четверке. Может, она и самая маленькая, зато точно знает, что ей нужно. Отпихнув Брута (так я назвала серого котенка), она решительно устраивается прямо у мамы под сердцем.
65
– Подъем, – командует папа. Вэнс громко храпит, развалившись на диване, и папа бесцеремонно бьет костылем ему по ногам. Вэнс со стоном пытается улечься поудобнее, но папа опять пинает его ноги, на этот раз с такой силой, что Вэнс скатывается на
пол. – Пора.
– Черт, мужик, отвяжись.
– Мы зря тратим светлое время дня, – говорит
папа.
Вэнс чуть разлепляет распухшие веки. За окном
непроглядная тьма.
– У тебя десять минут. Завтрак на столе. – С этими словами папа хромает на костылях обратно в спальню.
На журнальном столике я замечаю батончик мюсли
и стакан воды из-под крана. Арестантский паек.
Вэнс сворачивается калачиком и закрывает глаза. Ровно через десять минут папа возвращается и бьет
Вэнса костылем по пяткам:
– Поехали.
– Куда поехали? Ночь на дворе!