Исповедь

— Вот это да! Шерлок Холмс, прямо. Такой талант и не в милиции.

— На рынке торгуете? — Попытался сменить тему разговора.

— Плодами собственного труда, собственного участочка, молодой человек. Смею заверить, все абсолютно честненько и пристойненько. Не извольте беспокоиться.

— А с чего вы взяли, что я беспокоюсь?

— А с того, что вопросики задаете. Наверно боитесь репутацию замарать, переночевав в одном номере со спекулянтом, рыночным торговцем.

Я рассмеялся. — Меня больше волнует храпите Вы или нет. Да еще говорят встаете ни свет ни заря. Вот и все мои волнения.

— Ни боже мой! Не храпел и не храплю. Вот жинка моя, та да, выдает по ночам рулады. Здесь от нее только и спасаюсь. А я ни-ни, сплю тихонько, что ваша мышка. Встаю раненько, это так. Кто рано встаёт — тому Бог дает. Место получше. Покупателей поболе. Всё так.

— Чем же Вы здесь торгуете? Не припомню, но кажется цитрусовые в Харькове не произростали…

— И не надо нам тех цитрусовых! Для цитрусовых Господь Бог грузинов понаделал. У них свое, у нас — свое. Мы, добродию, торгуем огурочками солененькими, красивенькими, махонькими, душистенькими, ровненькими как солдатики в строю. Растим их под пленочкой, в парниках. Собираем, засаливаем в кадушечках, на травках разных, укропчике. Как готовы, так их в самолет и сюда. Отменная, должен заметить, закусочка. Здешний народ её быстро раскусил, другой не требует, только давай, вези. За ценой опять таки не стоит, потому, что — денежный. Приходит рыбак, чи моряк с моря, с судового пайка, хочется человеку отдохнуть, оттаять душой. Он сначала в баньку, по русскому обычаю. После баньки, что? Правильно, бутылочка светленькая с холодильничка. А к водочке что нужно? Опять таки — закусочка. Так что усе по науке, дорогой товарищ. Рупь штучка — всего делов. Кто устоит? А сколько в бочке штучек помещается?…. То-то.

Он устал от своего монолога. Вытер пот рукавом пижамы. Заулыбался.

— Но это еще не все. Раненько весною мы клубничку в парнички высаживаем. Она тоже хорошо идет. Но не долго. Ту выгоднее возить на машине. Вынимаем сидения. Заставляем ящечками. И по газам. Ночь едем. День торгуем. Ночью домой. Утром на работу.

— Так Вы еще и работаете!

— А, Вы что думали? Мы не тунеядцы, какие нибудь. У нас, считай все село в Харькове в ВОХРе на заводах работает. Стоим, так сказать на страже социалистической собственности. День стоим — два дня, а то и три, дома. Поселочек у нас хорошенький. Дома все кирпичные, ну там шлакоблочные. Крыши — цинкованные, на солнце так и горят. Гаражи. Парнички. Машины. Есть и по две, три… Асфальт, тротуары всюду. Магазины. Одним словом культура. Осенью, поверьте, пройдешь в туфельках — подошвы не замараешь.

— Богатый колхоз у Вас.

Он схватился за живот, зашелся визгливым смехом, со стоном повалился на кровать.

— Ой, насмешил, майор, ой, насмешил. Ой, насмешил. Да весь в долгах как шелках. Еле дышит. Одни старики, калеки, придурки да лодыри.

— Так как же Вы в селе и не в колхозе?

— Серый Вы в сельской жизни человек, майор. Вы уж меня извините великодушно. Это две большие разницы. Жить в селе и работать в колхозе. Я живу в селе, служу в городе, а работаю на своём участке. А в колхоз работать пригоняют студентов, ученых разных, инженеров, рабочих.

Сосед забегал по номеру, возбужденно жестикулируя.

— Студентов и ученых — тех поболе, на месяц, на два. Потому как толку с них — никакого, интеллигенция прослоенная. Инженеров — на недельку. Рабочих… тут сложнее. Гегемон. Без рабочего и завод станет. Тут уж, как получится. Но некоторым нравится. Приезжают. Пьют. За девками бегают. Деньги-то на работе идут. Всем хорошо. Весной — народу поменьше. Помогают колхозу сеять.