Я торопливо крошила золотистые луковицы, стараясь не отрубить себе большой палец. Сунув немного лука себе в рот, я высасывала из него жгучий сок, чтобы не позволить собственному телу сдаться на милость болезни. Слезы застилали мне глаза.
– Минуточку… Зачем я его режу? – Я выплюнула лук изо рта. – Тетю нужно в него погрузить. Бред какой-то. Что же мне делать?
Я мерила кухню шагами, теребя волосы с такой силой, что у меня начала саднить кожа головы.
– Ладно… Из уже нарезанных луковиц я сделаю суп и сироп, а остальные разрежу пополам, чтобы сильнее пахли. Этими половинками я ее обложу в кровати. Ее ступни… Проклятье, я забыла взглянуть на ее ступни!
Я в очередной раз, запыхавшись, взлетела наверх. Откинув край всех одеял с ее ног, я упала на колени, радуясь виду ее дрожащих белых ступней.
– О, слава богу. Они не черные.
И тут же вспомнила предостережение из газет.
Тетя Эва зашлась в приступе жуткого хрипящего кашля. Из ее носа прямо на наволочку полилась кровь.
– Откуда столько крови? – Я промокнула ей нос платком, но кровь не останавливалась. – Изо всех сил зажми этим ноздри. Я схожу за луком. Мы должны тебя им накрыть.
Я снова бросилась бежать, и в такт топоту моих ног у меня в голове зазвучали слова из письма отца:
Эта фраза подстегнула меня, и я влетела на кухню.
Я мощными ударами ножа рассекала луковицы.
Я шуршала луковой шелухой в мешочке, сделанном из подола моей ночной сорочки.
Я сбросила с тети одеяла.
– Нет! – закричала она. – Слишком холодно.
– Я засыплю тебя луком. Ты бы сделала для меня то же самое, и ты это знаешь.
Я положила половинки луковиц на верхнюю часть ее тела. Она лежала, поджав колени к животу, отрывисто кашляя и дрожа. Кровь снова хлынула из ее носа, на этот раз еще более мощным потоком. Я снова ее вытерла и сменила ей наволочку, которая уже через пять секунд снова была залита кровью. Я попыталась дать ей аспирин, чтобы сбить температуру, но она его вырвала.