Организация миссионерской работы на Северо-Западе России стала главным в деятельности митрополита Сергия в годы войны. Он взял на себя попечение о религиозных нуждах православного населения областей, прилегавших к Экзархату, вполне законно, так как митрополит Ленинградский Алексий (Симанский) оказался в блокированном Ленинграде: «Мы почли долгом своим на время принять эту территорию под свое архипастырское покровительство, — писал в 1942 г. Экзарх, — чтобы немедленно приступить на ней к восстановлению церковной жизни, и для этой цели направили туда миссионеров из Экзархата, духовенство которого большевики, за короткое время своего владычества в прибалтийских странах, не успели полностью уничтожить»[536].
Посылая священников в районы Ленинградской области, владыка Сергий давал им определенные указания поминать на богослужениях митрополита Алексия и не включал местные приходы в свой Экзархат. Деятельность так называемой Псковской миссии будет подробно освещена в следующем параграфе. Именно указанная миссионерская работа являлась одной из основных причин сохранения Экзархата, так как в этом проявило заинтересованность командование группы армий «Север».
Под давлением Восточного министерства митрополит Сергий был все же выслан из Риги в Литву. 23 февраля 1942 г. рейхскомиссар Лозе отправил митрополиту предписание к 5 марта 1942 г. выехать в Вильно (Вильнюс). Одновременно руководство православными приходами в Латвии оказалось передано викарию Экзарха епископу Мадонскому Александру[537]. Таким образом, Экзархат формально не был ликвидирован, и митрополит Сергий продолжал негласно возглавлять православную церковную жизнь во всей Прибалтике.
В Латвии около 70 % православных верующих составляли русские, и митрополита Августина поддержали только пять небольших сельских приходов. Также и два латышских по национальности епископа: Мадонский Александр (Витол) и Елгавский Иаков (Карп) сохранили верность Экзарху. Владыка Сергий 25 октября 1941 г. осудил действия митрополита Августина и призвал его не раскалывать Церковь, а затем 24 февраля 1942 г. уволил пытавшегося отколоться архиерея за штат, а 15 июня того же года наложил на него церковный запрет, хотя полного формального разрыва их не было. Нового раскола в Латвии так и не произошло. Церковную ситуацию в этом генералбецирке в начале 1942 г. хорошо передают сообщения оперативных команд полиции безопасности и СД. В одном из них от 2 февраля говорится, что на стороне митр. Августина только два священника, большинство же представителей духовенства проведенным решением балтийской схизмы полностью довольно, и склонность этих священников к их русским соплеменникам, а также заинтересованное участие в судьбе военнопленных очевидно. В другом сообщении от 24 апреля 1942 г. указывалось: «Благодаря миролюбивым рукам епископа Александра Мадонского состояние внутри православной церкви нормализуется. Лишь маленькое меньшинство сторонников Августина все еще пытается выйти на передний план и при этом во всем поддерживается национально-латвийскими кругами. Большинство русских верующих и также спокойно настроенные латвийские православные круги сегодняшним развитием очень довольны»[538].
Восточное министерство вплоть до лета 1942 г. оставалось на своих прежних непримиримых позициях. 13 мая 1942 г. его глава — А. Розенберг — направил рейхскомиссарам «Остланда» и Украины указ, в котором предписывал «стремиться ограничить религиозные общества границами генерал-бецирка», а внутри него еще делить Церкви по национальному признаку, например, «в Белоруссии будут существовать православные белорусские, православные русские и римско-католические органы управления». Через три дня — 16 мая, Розенберг уже лично в речи перед генерал- и гебитскомиссарами в Риге заявил: «Русская Православная Церковь была инструментом власти царизма, и теперь наша политическая задача состоит в том, чтобы там, где существовала Русская Церковь образовать другие церковные формы. В любом случае мы будем препятствовать, чтобы великорусская Православная Церковь господствовала над всеми народностями… Следовало бы далее обдумать введение латинского шрифта вместо русского. Поэтому также целесообразно, чтобы какая-либо Церковь была ограничена областью одного генералкомиссара… Для Эстонии и Латвии также было бы целесообразно иметь собственные национальные Церкви»[539].
В аналитической записке ведомства Розенберга, предположительно датируемой началом июня, эта оценка проблемы православия в Прибалтике выражена еще яснее: «Православная Церковь путем насилия и хитрости была внедрена царизмом в Эстонию и Латвию и сегодня еще представляет главную опору чужеземного русского влияния. Поэтому с православием следует бороться и, в конечном итоге, устранить его»[540].
Однако вскоре, под давлением командования вермахта, прибалтийских служб СД и руководства рейхскомиссариата «Остланд» РМО было вынуждено отложить реализацию своих планов раздробления всех Церквей по территориальному и национальному признаку, а также полной ликвидации православия в Прибалтике до конца войны.
Первые колебания в Восточном министерстве по этому вопросу наметились еще в середине мая. 12–16 числа этого месяца сотруднику РКО Маскову в ходе бесед в отделе культурной политики министерства было сообщено, что «религиозные общества могут объединяться только внутри генерал-бецирков. При этом положение Папы, Экзарха Сергия, хакана караимов и муфтия мусульман остается неизменным. Они, как и раньше, могут в рамках своей компетенции давать указания локальным Церквам или объединениям генерал-бецирков». Конфессиональное расчленение по народностям еще по-прежнему представлялось желательным, но политике латышизации православных в Латвии и эстонизации в Эстонии следовало препятствовать и даже наоборот «выводить» эстонцев и латышей из Православной Церкви. Поэтому отстаивавшего идею эстонизации православия митрополита Александра предполагалось по возможности быстрее отправить на покой[541].
Такие противоречивые указания не устроили руководство РКО, и начальник политического отдела рейхскомиссариата Трампедах 15 июня послал телеграмму в министерство, в которой с недоумением спрашивал, нужно ли создавать в Литве три отдельные Католические Церкви: Польскую, Литовскую, Белорусскую, и две Православные: Русскую и Белорусскую, а также проводить подобное разделение в других генерал-бецирках. Трампедах писал, что это будут схизмы, и в результате и так напряженное политическое положение в «Остланде» резко осложнится: «Проведение майского указа принуждает нас к разнообразному вмешательству в церковную жизнь и никоим образом не может привести к успеху пропагандистского использования предоставления нами религиозной свободы». Ответная телеграмма РМО гласила, что организационное ограничение религиозных общин рамками генерал-бецирков не следует понимать буквально, и в этом правиле могут быть исключения[542].
Решающие изменения в позиции министерства произошли 18 июня 1942 г. В этот день в канцелярии начальника главного отдела политики Г. Лейббрандта состоялось совещание, на котором он заявил, что полное разделение верующих по национальному признаку в Прибалтике не предусматривается. Православная Церковь в Эстонии, Латвии и Литве, являясь русским культурным учреждением, должна оставаться именно русским и, как чуждая концепция жизненного пространства, в дальнейшем будет перемещена в планируемый «рейхскомиссариат Москва». Поэтому необходимо, чтобы руководство этой Церкви имело подчеркнуто русский характер, и таким образом Экзархат может остаться существовать, но государственной поддержки Экзарху Сергию оказывать не следует. Образование Эстонской и Латвийской Православных Церквей нежелательно. В Белоруссии же, наоборот, следует предохранять Православную Церковь от русского влияния[543]. Таким образом, в случае победы Германии православные верующие Прибалтики, прежде всего, русские, были бы выселены на восток.
После разъяснения ситуации рейхскомиссар «Остланда» Лозе направил 19 июня подчиненным ему генералкомиссарам циркулярное письмо, в котором писал: «Приказ рейхсминистра занятых восточных территорий от 13 мая 1942 г. в принципе предусматривает ограничение всякого религиозного общества рамками генерал-бецирка и народности… Экзархат же Православной Церкви в прибалтийских генерал-бецирках должен остаться существовать. Православную Церковь необходимо считать в прибалтийских генерал-бецирках чужеродной организацией. В подходящее время она будет удалена из прибалтийского пространства на восток. Именно для того, чтобы ясно показать прибалтийским народам, что принадлежность к Православной Церкви находится в противоречии с их включением в европейскую культуру, желательно оставление в этой церкви русского руководителя. Необходимо постепенно, но целеустремленно добиваться того, чтобы представители прибалтийских народов выбывали из Православной Церкви. Это, однако, ни в коем случае не будет достигнуто, если разрешить образование собственных Эстонской и Латвийской Православных Церквей и их отделение от православных русских… Кроме того, Православной Церкви в прибалтийских генерал-бецирках следует дать возможность и дальше продолжать оттуда ее пропагандистскую работу на территории группы армий „Север“»[544].
В результате временное существование Экзархата было официально разрешено и митрополит Сергий смог вернуться в Ригу. 22 июня Трампедах принял владыку и известил его, что «несмотря на закон, по которому никакой народ не может использовать Церковь для господства над другим народом, Экзархату пока разрешено остаться», но государственной поддержки митрополиту оказано не будет, и его деятельность в Белоруссии строго запрещена. Начальник политического отдела РКО считал, что Экзархат вполне может оставаться в юрисдикции Московской Патриархии, и 23 июля 1942 г. попытался в письме убедить в правильности этой позиции и Восточное министерство: «Сейчас Экзархат полезен для германской политики в качестве базы Православной миссии в прежнем советском пространстве. Эта миссия проводится Экзархатом из соображения целесообразности, так как только на его территории могут быть обеспечены значительный выбор миссионеров, их снаряжение и канонически верное направление. Последнее необходимо, чтобы избежать волнений верующих в прежних советских областях. По каноническим причинам против Московской юрисдикции, которой подчинен Экзархат, также нет возражений. Сам факт, что миссионеры Экзархата принадлежат к Московской юрисдикции, разрушает у верующих страх, что в отношении этих миссионеров речь идет о посланцах чужой власти… С другой стороны, при формальной связи Экзархата с Московской юрисдикцией не существует опасности нежелательного политического воздействия, так как существующий сейчас фронт делает невозможной всякую связь между Москвой и Экзархатом. А позднее, после продвижения фронта, местопребывание Патриарха окажется в сфере германского управления, и тогда он тем более не сможет действовать в нежелательном для Германии смысле… Напротив, деятельность миссионеров Александра Ревельского, подчиненного юрисдикции Константинополя… решительно будет отвергаться старосоветским населенем. Поэтому миссионерская работа Александра Ревельского нежелательна». Трампедах также указал, что командующий СД в «Остланде» разделяет его точку зрения, и чиновники министерства нехотя на время смирились с существующим положением[545].
Вернувшийся в Ригу Экзарх в Латвии никакой серьезной оппозиции не встретил, митрополит Августин остался почти в полном одиночестве (при этом германская администрация старалась различными способами удалить 50 000 латышей из Православной Церкви). Иначе дело обстояло в Эстонии, где русские приходы составляли лишь 25 %. Там уже много месяцев шла открытая и упорная борьба. Еще 14 октября 1941 г. митрополит Александр заявил, что он «был признан государственной властью единственным главой Эстонской Церкви», и угрожал привлечением не подчинившихся ему к ответственности. Действительно, митрополита активно поддерживали созданные под эгидой германских местные эстонские органы управления, которые развернули целую кампанию угроз и репрессий против русских священников и мирян. Подобными методами значительную часть из них временно удалось запугать и заставить молчать. Только русские приходы и монастырь в Печорском районе смогли в конце 1941 — начале 1942 гг. вернуться в состав Экзархата Московской Патриархии. Кроме того, о своей верности митрополиту Сергию заявил епископ Нарвский Павел, но его лишили возможности управления почти всеми прежде окормляемыми им приходами. Владыка неоднократно резко протестовал, но ситуация не менялась. Экзарх, в свою очередь, тоже протестовал против действий митрополита Александра и подал заявление германским органам власти с просьбой не препятствовать воссоединению Эстонского епископства с Экзархатом и запретить вмешательство в это дело местной эстонской администрации. Его усилия долгое время также оставались безуспешными[546].
Такое положение сохранялось до конца лета. Правда, 24 июня 1942 г. рейхскомиссар «Остланда» направил циркуляр генералкомиссару в Ревель о том, что самостоятельность Эстонской Православной Церкви нежелательна, и просил указать эстонскому самоуправлению, чтобы оно не вмешивалось в вопросы организационного устройства религиозных организаций. Однако генералкомиссар находился под сильным влиянием эстонских националистов и практически проигнорировал указание Лозе[547].
23 июля 1942 г. Синод Апостольской Православной Церкви Эстонии постановил, что она остается в юрисдикции Константинопольского Патриарха и в границах прежнего эстонского государства. Из 10 священнослужителей, участвовавших в заседании Синода, не было ни одного русского. В докладной записке «Православная Церковь в Остланде» от 6 июля 1942 г., написанной руководителем особого штаба X главной рабочей группы «Остланд» оперативного штаба Розенберга В. Холлбергом (Тарту), говорилось, что борьба в Эстонии должна будет, вероятно, в конце концов свестись к разгрому русской части Православной Церкви: «О многом говорит уже то, что ситуацию характеризуют как национальное преследование русских внутри Православной Церкви руководителем этой Церкви. Известие об этом перешагнуло границы Остланда и производит очень нежелательное впечатление на население освобожденных от большевиков областей России»[548].
Ободренное возвращением Экзарха в Ригу, русское духовенство Эстонии усилило свое сопротивление. 19 июня 1942 г. большинство священников Печорского благочиния официально отреклось от митрополита Александра, который был назван схизматиком. Это решение и просьбу о подчинении епископу Павлу они передали состоявшемуся 23 июля в Риге архиерейскому совещанию Экзархата. Совещание направило митрополиту Александру письмо с призывом одуматься, признать свою вину и положить конец церковному беспорядку. Одновременно епископу Павлу, вошедшему в непосредственное подчинение Экзарха, было поручено окормление всех русских приходов в Эстонии.
Выполнить это оказалось очень непросто. Несколько священников, признавших владыку, были арестованы эстонской политической полицией и посажены в тюрьму. 25 августа епископ Павел писал Холлбергу: «Моя задача состоит теперь в том, чтобы все существующие в Эстонии русские общины объединить и собрать в Нарвской епархии. Однако эту задачу осуществить нелегко, так как митрополит Александр своими незаконными распоряжениями вторгся в жизнь общин моей епархии и при пособничестве его доверенных лиц порой прибегает к акциям совсем нецерковного характера… Было бы хорошо, если бы мы — русские — могли бы устроить епархиальное собрание, в результате чего собрались бы представители всех общин для выяснения всех волнующих нас вопросов. Но едва ли можно надеяться, что органы власти в настоящее время допустят такое собрание»[549].
Оценка действиям митрополита Александра, данная владыкой Павлом, была вполне справедлива. Так, 24 августа митрополит обратился к первому ландесдиректору (руководителю подобранного немцами эстонского национального комитета) Х. Мэе с жалобой «на назначенного большевиками Экзарха Сергия, который с большевистских времен враждебным образом действия препятствует нормальному развитию и порядку нашей Церкви». Кляузный тон этого письма-доноса, переполненного заверениями в преданности III рейху, сильно отличался от спокойного, выдержанного тона процитированного выше письма Нарвского епископа. В итоге епископ Павел был вызван в Таллин, где Мэе лично выразил ему свое явное неудовольствие[550].
Холлберг же наоборот считал, что ситуация в Эстонии складывается не лучшим образом, и поддержал епископа. 4–5 сентября он отправил в главную рабочую группу «Остланд» и ведомство рейхскомиссара Лозе свои докладные записки, в которых предлагал разрешить Епархиальное собрание русских священников, правда, без участия мирян. Главное же его предложение сводилось к проведению срочного разделения эстонских и русских приходов. Первые должны были оставаться под руководством митрополита Александра, а вторые управляться епископом Павлом и подчиняться Экзарху. Холлберг подверг резкой критике письмо Таллинского митрополита от 24 августа, в частности заметив: «Утверждение, что Экзарх митрополит Сергий был назначен в интересах большевиков, является ничем не доказанными нападками и относится к категории доносов, подобных тем, которые неоднократно поступали на Экзарха в рейхскомиссариат и были оставлены без внимания»[551].
Предложение Холлберга совпало с мнением Х. Лозе, и рейхскомиссар 25 августа и 26 октября отправил в Ревель инструкции, в которых указывалось, что духовенству и приходам дается свобода выбора — войти ли в Эстонскую епархию митрополита Александра или русскую епископа Павла. Выбор этот должен происходить без всякого давления, хотя целям германской политики более отвечает регистрация православных приходов в Экзархате. Было решено, что митрополит Александр и Августин должны именоваться соответственно Ревельским и Рижским, а не Эстонским и Латвийским, так как митрополитом всех прибалтийских генерал-бецирков является Сергий. При этом рейхскомиссар просил пока на заявления общин, которые хотят подчиняться митрополиту Александру, не отвечать, так как 2 ноября ожидается решение конференции архиереев Экзархата, на которую митрополит также приглашен[552].