Вслед за Внутренней Миссией в Латвии митрополит Сергий в конце февраля 1944 г. учредил «Внутреннюю Православную миссию в Литве». Она должна была окормлять только русских беженцев и насильственно эвакуированных и состояла почти исключительно из духовенства, ранее служившего на оккупированной территории Ленинградской области. По предложению местного благочинного протоиерея Николая Савицкого, Управление Миссии было размещено в г. Шауляе. В конце февраля Экзарх назначил временным начальником Миссии эвакуированного из-под Новгорода протоиерея Димитрия Флоринского, тогда же было намечено пять округов: Виленский, Ковенский, Поневежский, Алитский и Шауляйский. После же завершения эвакуации Псковской миссии, 10 марта 1944 г. митрополит Сергий заменил отца Димитрия протопресвитером Кириллом Зайцем. Вручив ему 12 марта соответствующий указ, Владыка сказал, «что беженцев нельзя оставить без поддержки в чужом крае, среди чужого народа». Отец Кирилл также был назначен благочинным Шауляйского округа и настоятелем городской церкви свв. апостолов Петра и Павла, 15 марта он приехал в Шауляй и энергично приступил к исполнению своих новых обязанностей[629].
Протоиерей Д. Флоринский стал помощником начальника Миссии, бывший Островский благочинный протоиерей Николай Миронович — начальником канцелярии, А. Я. Перминов — делопроизводителем Управления, а В. Ю. Радвил — заведующим хозяйственной частью. Уже в марте было образовано семь округов, каждый из которых возглавил окружной миссионер: в Вильно — протоиерей Николай Шенрок, в Ковно и Алите — священник Николай Попов, в Шауляе — протоиерей Николай Миронович, в Поневеже — священник Георгий Сперанский, в Келме — протоиерей Евгений Троицкий, в Турогене — протоиерей Димитрий Флоренский и в Жагорах — священник Сергий Карчай. Кроме того, на приходах и во временных богослужебных пунктах служили еще несколько десятков миссионеров: в Поневеже — протоиерей Владимир Бируля и Анатолий Кушников, в Куршанах — священник Иоанн Гаврилов, в Кретинге — священник Иоанн Иванов и др. Первоначально особенно остро стоял вопрос о материальной стороне существования Миссии, так как доходы от душепопечительной деятельности среди бедствовавших русских беженцев в Литве были ничтожны. Однако отец К. Зайц сумел встретиться с генералкомиссаром в Ковно и добиться выделения им на работу миссии, по разным сведениям, от 1 до 2 млн. рублей. Внутренняя Православная Миссия в Литве действовала вплоть до освобождения советскими войсками Шауляя 27 июля 1944 г., и почти никто из входивших в ее состав священнослужителей не ушел на Запад с отступавшими немцами[630].
Как и в Латвию, в Литву были вывезены некоторые святыни из храмов Северо-Запада России. Самыми чтимыми из них являлись раки с мощами новгородских святых: святителя и чудотворца Никиты Новгородского, святого князя Феодора, святого князя Владимира, святой княгини Анны, святого князя Мстислава, святителя Иоанна Новгородского и святого Антония Римлянина. Осенью 1943 г. немцами эвакуировали свыше 3 тыс. новгородцев в литовский город Векшни и 26 ноября туда же по железной дороге по инициативе протоиерея В. Николаевского были привезены раки с мощами, до сентября 1943 г. находившимися в Софийском соборе Новгорода. Обнаружив их на станции, настоятель местной православной церкви преподобного Сергия Радонежского протоиерей Александр Чернай тут же по телефону связался с Экзархом и получил распоряжение немедленно перенести мощи крестным ходом в храм. Весть о прибытии святых мощей быстро распространилась по городу, и тысячи людей со слезами радости встретили великие святыни. С благословения митрополита Сергия, отцу Александру было поручено открыть раки, чтобы поправить одеяния находящихся в них святых. Согласно свидетельству настоятеля хорошо сохранились и поражали своей целостью нетленные мощи святых князей Владимира, Феодора, Мстислава, святой княгини Анны и святителя Никиты, в раках же св. Антония и святителя Иоанна хранились лишь части их мощей.
В клире Сергиевской церкви тогда служили, кроме отца Александра, священник Иоанн Харченко, бывший Новгородский благочинный протоиерей Василий Николаевский и иеродиакон Иларион — благочестивый старец с Афона. По словам настоятеля «через некоторое время после прибытия святых угодников отец Иларион видел сон, повторившийся дважды. Он видел святителя Никиту, стоявшего в храме, облаченного в мантию и читающего покаянный канон. Войдя в храм и, увидав святителя, отец Иларион пал ему в ноги, прося у него благословения. Благословив его, святитель сказал: „Молитесь все об избавлении от бедствий, грядущих на Родину нашу и народ. Враг лукавый ополчается. Должно вам всем, перед службой Божией, принимать благословение“. Поклонился земно отец Иларион и поцеловал стопы святителя, после чего святитель Никита стал невидим». Отец Иларион рассказал о видении настоятелю, и тот в свою очередь, доложил митрополиту Сергию. Экзарх лично приехал в Векшни, расспросил старца Илариона и распорядился перед началом каждой службы при открытии раки святителя Никиты священнослужителям выходить из алтаря и прикладываться к деснице святого. По обе стороны раки во время службы стояли рипидоносцы, за часами был установлен возглас священника: «Молитвами святителя Никиты нашего, Господи Иисусе, помилуй нас!». С тех пор храм во время богослужения всегда был переполнен народом. Вплоть до 24 ноября 1944 г. находились мощи святых в Векшнях, а затем при содействии советского командования были возвращены отцом В. Николаевским в Софийский собор Новгорода[631].
В Эстонии в 1944 г. также проводилась душепопечительная работа среди военнопленных и беженцев. Например, эвакуировавшийся из Гдова священник Ливерий Воронцов, по благословению архиепископа Нарвского Павла, «стремясь облегчить страдания находящихся в плену советских людей», в Пасху 1944 г. совершил богослужение в лагере военнопленных близ Таллина, а в городе Вильянди вместе с участниками благотворительного общества «Русская помощь» организовал православный приход, доходы от проведения служб и треб в котором составили фонд помощи особо нуждающимся в поддержке русским беженцам. Служивший в 1941–43 гг. в молитвенном доме на станции Антропшино под Ленинградом протоиерей Иоанн Успенский после эвакуации в Эстонию, будучи приписан к Никольской церкви Таллина, обслуживал беженцев и т. д.[632]
В воспоминаниях известного петербургского протоиерея Василия Ермакова рассказывается о помощи православного духовенства угнанным на территорию Эстонии в лагеря русским людям (в числе которых был и подросток Василий): «В лагере Палдиский в Эстонии, куда нас пригнали 1 сентября, было около ста тысяч человек. Там было наших орловских около десяти или двадцати тысяч, были и красносельские, петергофские, пушкинские, их привезли раньше. Смертность была высокая от голода и болезней. Мы прекрасно знали, что нас ожидает, что будет. Но нас поддерживало таллиннское православное духовенство: в лагерь приезжали священники, привозили приставной престол, совершались богослужения. К нам приезжал в лагерь приснопоминаемый мною протоиерей отец Михаил Ридигер, отец Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II. Служил он с сегодняшним митрополитом Таллиннским и всея Эстонии Корнилием. Я хорошо помню, как они совершали литургии в военно-морском клубе, хор был из лагерных. Люди причащались, была торжественная служба. И я здесь ощутил еще более и понял, что не только у нас в краях орловских так молились. Посмотрел и увидел, что все приехавшие из Красного Села, Пушкина, Петергофа, все они молились, пели, и явственно ощущалась благодать Божия. У меня была икона Спасителя (она до сих пор цела), которой успел благословить меня с сестрой моей Лидией отец. И я в лагере ставил ее на камень и молился, как Серафим Саровский»[633].
Известие о смерти Патриарха Московского и всея Руси Сергия германские власти встретили предупреждением, чтобы оно не было ничем отмечено. Под их давлением архиепископ Даниил 9 июня издал распоряжение о запрещении общественного поминания усопшего. Как и ноябрьское постановление, это указание встретило массовое сопротивление духовенства не только в Ленинградской епархии, но и в Прибалтике. Так, Нарвский Епархиальный совет 23 мая 1944 г. признал неканоничным прекращение поминания имени Первосвятителя и решил продолжать возносить его, а 22 июня вынес свое суждение о распоряжении экзаршего наместника от 9 июня, что оно «не согласно с духом Православной Церкви»[634].
38 приходов, окормляемых архиепископом Нарвским Павлом, поминали Патриарха и в 1944 г., вполне лояльно встретив советские войска. Митрополит Александр (Паулус) с группой из 22 эстонских клириков из Таллина уехал в Германию, а позже — в Швецию. В Литве архиепископ Ковенский Даниил в июле 1944 г. издал циркуляр об эвакуации духовенства в индивидуальном порядке без семей и имущества, но его выполнили немногие. Сам владыка вместе с настоятелем Ковенского собора протоиереем Герасимом Шорецом и еще несколькими клириками в июле эвакуировался в чешский город Верниград. Позднее — 30 декабря 1945 г. он восстановил общение с Московской Патриархией и был назначен архиепископом Пинским и Брестским. С отъездом архиепископа Даниила из Литвы экзаршим наместником автоматически стал епископ Рижский Иоанн. В Латвии значительная часть православных священнослужителей была эвакуирована в Германию. Еще 31 марта 1944 г. Восточное Министерство в телеграмме указало руководству РКО: «В случае, если эвакуация Остланда станет необходимой, Вы должны в любом случае позаботиться о том, чтобы не оставлять православное духовенство и особенно высших сановников с целью исключения возможности их пропагандистского использования Советами»[635].
В октябре 1944 г. по приказу немецкого командования в окружении автоматчиков «Остланд» покинули митрополит Августин (Петерсон), епископ Иоанн (Гарклавс) и с ними около 25 священников[636]. Архимандрит Кирилл (Начис) так писал об обстоятельствах отъезда епископа Иоанна из Либавы: «Как позже мне рассказывал диакон Михаил Яковлев, также бывший в это время с владыкой и сопровождавший позже Тихвинскую икону вместе с ним в Германии и Чехословакии, уезжать с родины владыка Иоанн не хотел, говоря: „Зачем я поеду туда, где и кем я там буду“, высказывая желание остаться в Латвии, каким-нибудь образом избежав эвакуации. Владыка хотел спрятать икону и никуда не ехать, тем более, что Курляндия к тому времени была полностью окружена советскими войсками. Однако обстоятельства, судьба святыни и сопровождавших ее сложились иначе» (чудотворная Тихвинская икона Божией Матери была возвращена в Россию из США только в 2000-х гг.)[637].
Таким образом, Прибалтийский Экзархат фактически прекратил свое существование. Сыгранная им в годы войны роль, несомненно, была очень значительной и, в первую очередь, как база для развития интенсивного процесса церковного возрождения на Северо-Западе России.
4. Деятельность Псковской православной духовной миссии и церковное возрождение в русских областях прифронтовой полосы
Религиозная жизнь на оккупированной территории России в годы войны существенно отличалась от той, что была в Прибалтике. Все российские области, захваченные германскими войсками, считались прифронтовой полосой и управлялись военной администрацией, которая во многих случаях на практике смягчала принятую нацистскими ведомствами линию в отношении Русской Церкви. Особенно благоприятная, по сравнению с другими территориями, ситуация была на Северо-Западе России, где успешно и очень эффективно действовала так называемая Псковская православная духовная миссия, ставшая исключительным явлением всей церковной жизни страны в период оккупации.
Создателем Миссии был Экзарх Прибалтики митрополит Сергий (Воскресенский). Он быстро осознал необходимость ее образования, прежде всего, вследствие многочисленных письменных и устных просьб о присылке духовенства, поступавших от населения оккупированных районов Ленинградской области. Так, по воспоминаниям священника-миссионера Георгия Тайлова, когда русские из Пскова приехали к своим родственникам в Латвию и увидели, что все храмы действуют, они добрались до митр. орополита Сергия и попросили его прислать священников в близлежащие земли. Вполне определенно свидетельствуют об этом и другие миссионеры, например, отец Алексий Ионов: «Необходимость в Псковской миссии была осознана митрополитом Сергием, Экзархом Латвии и Эстонии, сразу же, как только стали поступать первые просьбы из Пскова и других городов о присылке священнослужителей в эти места»[638]. Таким образом, инициаторами создания миссии явились верующие русские люди.
Уже в июле Экзарх учредил Внутреннюю Православную миссию в Латвии для обслуживания материальных и духовных нужд беженцев, раненых и военнопленных. Ее начальником был назначен заслуженный протоиерей, член Синода Латвийской Православной Церкви с 1923 г., руководитель его миссионерского стола Кирилл Зайц. В составе Внутренней Миссии также трудились отцы Георгий Бенигсен, Роман Берзиньш и ряд других священников, обслуживавших, пока имелась возможность, лагеря военнопленных. Уже через четыре месяца из-за противодействия нацистов эта возможность исчезла, и Внутренняя Миссия в Латвии на два года прекратила свою деятельность. В дальнейшем многие ее работники активно проявили себя на российской земле. В июле митрополит Сергий начал и переговоры с представителями командования группы армий «Север» об отправке в Россию миссионеров, однако они затянулись более чем на месяц.
Только к середине августа Экзарху удалось получить разрешение. Окончательное же решение было принято 15 августа в Риге на совещании митрополита Сергия, начальника его канцелярии профессора И. Д. Гримма с представителями германского военного командования, на котором была выработана примерная программа деятельности Миссии и центром ее размещения намечен Псков. В тот же день Экзарх подписал указ об учреждении «Православной миссии в освобожденных областях России» (по-немецки «Die Orthodoxe Mission in den befreiten Gebieten Russlands»). 18 августа в помещении Синода состоялось инструктивное совещание с участием его членов и первых 14 миссионеров, на котором немцы не присутствовали. После напутственного молебна митрополит обратился к отъезжающим в Россию с прощальной речью, в которой призвал миссионеров к усиленному труду на ниве Божией и поставил задачи восстановления и открытия храмов, крещения населения, содействия росту религиозных чувств, подчеркнув: «Не забывайте, что вы прибыли в страну, где на протяжении более 20 лет религия самым безжалостным образом отравлялась и преследовалась, где народ был напуган, принижен, угнетен и обезличен. Придется не только налаживать церковную жизнь, но и пробуждать народ к новой жизни от долголетней спячки, объясняя и указывая ему преимущества и достоинства новой, открывающейся для него жизни»[639].
На совещании 18 августа выступал и профессор И. Гримм, лишь он призывал миссионеров относиться с доверием к немецким властям, которые помогут, и вообще говорил о необходимости популяризации их как защитников религии и Православной Церкви. Согласно показаниям на допросах 23 августа и 6 сентября 1944 г. отца К. Зайца, И. Д. Гримм был поставлен немцами на должность начальника канцелярии Экзарха, после того, как секретарь митрополита Сергия Дмитрий Иванович, прибывший с владыкой в 1940 г. из Москвы, исчез и «по слухам» был арестован гестапо. По словам отца Кирилла, Гримм имел связь с СД и негласно следил за Экзархом. После окончания совещания подъехал автобус, предоставленный немецким командованием, и первые миссионеры с пением молитвы отправились в Псков, куда они прибыли вечером того же дня. Накануне, 17 августа, в Рижском кафедральном соборе после воскресного богослужения Экзарх обратился с амвона к своей пастве со словами радости о том, что «руководимой им Православной Церкви в Латвии… выпала большая честь — направить первую группу миссионеров… в Россию»[640].
Организуя Миссию, владыка Сергий стремился возродить духовную жизнь там, где она была почти полностью уничтожена в 1930-е гг. Еще одна причина создания Миссии заключалась в необходимости окормления епархий, временно оказавшихся без правящих архиереев. Сам митрополит Сергий, говоря в августе 1941 г. о Миссии и об учрежденном при ней Управлении, отмечал, что эта церковная организация имеет временный характер и будет действовать «до восстановления непосредственной связи с Патриаршей Церковью, когда высшая церковная власть сможет или присоединить эти области к Экзархату, или воссоединить с прежними епархиями». Ввиду военных действий, связь Экзарха Сергия с архиереями соседних епархий была прервана, и потому включить эту территорию в Экзархат митрополит не мог, не имея на то согласия этих архиереев. Однако «по существующим каноническим правилам Экзарх имел вполне законное право принять области других епархий, временно утративших архиереев, под свое духовное окормление, так как они принадлежат к той же Автокефальной Церкви, как и он сам»[641]. Так как территория, окормляемая Миссией, принадлежала к епархиям, управляемым Ленинградским митрополитом Алексием, Экзарх указал миссионерам на необходимость неукоснительно возносить за богослужением имя служившего в блокированном Ленинграде владыки.
Возможно, учреждая Миссию, митрополит Сергий планировал также в дальнейшем использовать ее как основу для создания временных органов церковного управления, представлявших Московскую Патриархию во всех оккупированных российских областях, с целью создания в них каноничной церковной власти. На одном из допросов 1944 г. о. К. Зайц говорил, что, поставив вопрос об учреждении Псковской миссии, Экзарх «имел в виду ее деятельность распространить не только на Ленинградскую и Калининскую области», но и на другие российские территории по мере продвижения немцев, и возможные пункты дислокации Миссии в дальнейшем намечались в Ленинграде и Москве[642].
В любом случае, эти планы встретили бы резко негативную реакцию оккупантов, заинтересованных не в объединении, а в максимальном раздроблении церковной жизни на контролируемых ими территориях. Псковскую миссию не допустили не только в центральные российские области, но даже в южные части Псковской, Новгородской и в Калининскую епархии, захваченные войсками группы армий «Центр». Миссия осталась строго ограниченным в территориальном плане явлением, и сам факт ее создания объясняется, прежде всего, незаурядными дипломатическими способностями митрополита Сергия, сумевшего убедить представителей командования группы армий «Север» в правильности своих предложений еще до окончательного формирования гражданской администрации рейхскомиссариата Остланд, поставив ее, таким образом, перед свершившимся фактом. Оккупационные власти признали руководство деятельностью миссионеров со стороны Экзарха, ответственность Миссии, а не какого-нибудь светского административного органа за каноническую проверку и политическую деятельность духовенства, ее полную финансовую самостоятельность. Миссия также была признана частью Московской Патриархии, а не автономной церковной структурой. Все это являлось важным достижением Экзарха в борьбе за независимость Русской Православной Церкви.
С учетом чрезвычайных военных обстоятельств отправка миссионеров была проведена очень быстро, уже через три дня после учреждения Миссии. Митрополит Сергий лично отбирал кандидатуры священнослужителей. Без предварительных разговоров с ними и опросов о личном согласии Экзарх «предписал целому ряду священников, тем, кто помоложе, отправиться в Псков» в порядке церковного послушания. «К чести нашего духовенства, — отмечал отец Алексий Ионов, — никто не отказался от участия в Миссии, от церковной работы в тех местах, где годами не звучало слово Божие, не совершались богослужения, где народ молился лишь „про себя“, сокровенно»[643].