Кто бы решил выползти из-под неясности
Встать в полный рост на солнечном ветру?
Ни один перекошенный ужас настолько не уверен
Как самый зияющий ужас отчаяния
Знать, насколько проста наша глубочайшая нужда,
Как остра и насколько бесконечно прожорлива.19
Ирония человеческого состояния заключается в том, что самая глубокая его потребность, это быть свободным от беспокойства о смерти и уничтожении; но именно сама жизнь пробуждает его, и поэтому мы должны уйти от полноценной жизни. Марсия Ли Андерсон рисует круг не только на Траэрне, но и на Маслоу, на гуманистическом психоанализе и даже на самом фрейдисте Нормане О. Брауне. Что именно это означает быть полностью не подавленным на этой земле, жить в полной телесной и психической экспансивности? Это может означать только возрождение в новом облике безумия. Браун предупреждает нас о всей полноте радикальности его трактовки Фрейда, подчеркивая, что он непоколебимо следует за пониманием Ференци, что «Черты характера - это, так сказать, скрытые психозы»20. Это потрясающая научная истина, и мы также подписались на нее вместе с Брауном. Если людям было трудно прийти к согласию по вопросу такой правды в эпоху Фрейда, однажды мы будем в этом уверены.
Но сковывающая реальность, стоящая за этой истиной, еще более огорчает, и, похоже, не столь многое мы можем или когда-либо сможем с этим сделать: я имею в виду, что без личностных черт нас ждет полный и открытый психоз. В самом конце этой книги я хочу подытожить основные противоречия аргумента Брауна для новых людей без личностной защиты, его надежду на возрождение человечества во «второй невиновности». Пока что достаточно обратиться к полностью научной формулировке Марси Ли Андерсон: «Лишенные тонких сложностей (т. е. все защиты личности - подавление, отрицание, неправильное восприятие реальности), кто бы смог смотреть на солнце без страха?”
Глава пятая
Сегодня мы можем назвать Кьеркегора «психоаналитиком», не опасаясь, что над нами посмеются - или, по крайней мере, с уверенностью, что насмешники просто не сведущи. В прошедшие несколько десятилетий произошло новое открытие Кьеркегора. Открытие, которое имеет монументальное значение, поскольку оно связывает его со всей структурой гуманитарного знания нашего времени. Мы привыкли думать, что между наукой и верой существует чёткая грань и что психиатрия и религия, следовательно, далеки друг от друга. Но теперь мы обнаружили, что психиатрические и религиозные взгляды на реальность тесно связаны. Во-первых, они исторически развились одно из другого, как мы увидим в одном из следующих разделов. Что ещё более важно, они усиливают друг друга. Психиатрический опыт и религиозный опыт не могут быть разделены ни субъективно, в глазах человека, ни объективно, в теории развития личности.
Нигде это слияние религиозных и психиатрических категорий не проявляется более отчётливо, чем в работах Кьеркегора. Он дал нам один из лучших эмпирических анализов человеческого состояния, когда-либо созданных разумом. Но, по иронии судьбы, только в эпоху научного атеиста Фрейда мы смогли оценить научный вес работ теолога Кьеркегора. Только тогда у нас появились клинические доказательства, подтверждающие это. Известный психолог Моурер идеально резюмировал это два десятилетия назад: «Фрейду пришлось жить и писать прежде, чем ранние работы Кьеркегора смогли быть правильно поняты и оценены»2. Предпринималось несколько хороших попыток показать, как Кьеркегор предвидел современную клиническую психологию. Большинству европейских экзистенциалистов было что сказать по этому поводу, наряду с такими теологами, как Пол Тиллих.3 Значение этой работы состоит в том, что она очерчивает кольцо вокруг психиатрии и религии; она показывает, что лучший экзистенциальный анализ человеческого состояния ведёт непосредственно к проблемам Бога и веры, что как раз таки и утверждал Кьеркегор.
ebooksa