Прозрачная маска

22
18
20
22
24
26
28
30

Закончив читать последнюю страницу, я поднял голову. Оказывается, увлекшись чтением, я и не заметил, как возвратился Стаменов. Он стоял у окна в своей излюбленной позе: два пальца правой руки на застегнутой пуговице мундира.

— Ну, Димитров, что скажешь, что предлагаешь? — последовал излюбленный вопрос майора.

Не ожидая такого поворота, я ответил почти механически и довольно банально, но неожиданно уверенно:

— Чулка надо найти!

— Как? — глядя на меня с нескрываемым любопытством и иронической улыбкой, спросил он.

— Начнем со следователя Иво Попвасилева…

— Исключено! — махнул Стаменов рукой. — Попвасилев и прокурор Иван Станчев погибли в автомобильной катастрофе 27 октября этого года. Об этом сообщали в газетах, да и мы разбирали этот случай.

— Да, да, припоминаю, — ответил я смущенно. — В таком случае мы лишились последнего человека, что-то знающего и имеющего личное впечатление о показаниях полицейских.

— Честных людей, на которых мы могли бы опереться, среди живых не осталось, — вздохнул майор. — И все-таки мне кажется, мы должны обратиться к тем, кто жил в то время. Чулку не удалось убить всех.

— Может быть, еще раз поговорить со Станимиром Чобановым? — неуверенно пробормотал я.

— Именно, — сразу согласился Стаменов.

Итак, в первую очередь разыскиваю Станимира Чобанова, который каким-то образом попал в поле зрения следователя Попвасилева и был допрошен еще в конце 1944 года.

Им оказался пожилой, неплохо сохранившийся, если не считать слабого зрения, мужчина. Водрузив на нос черные очки, он выслушал меня внимательно, подумал и тихим, слегка дрожащим голосом рассказал, как в первых числах ноября 1943 года был арестован вместе с двумя незнакомыми ему студентами. Полиция схватила их в его небольшой книжной лавке на улице Пиротской, где те покупали тетради. Ребята оказались нелегалами, а его после двух недель мытарств освободили за отсутствием улик. Конечно, получил пять-шесть оплеух за то, что плохо знал свою клиентуру.

— При каких обстоятельствах вы узнали о существовании человека в маске из дамского чулка? — поторопился я узнать что-нибудь конкретное.

Однако Чобанов не спешил. Казалось, он осознавал важность того, что должен ответить. Размышлял долго и сосредоточенно, стремясь вспомнить все подробности. И все равно его повествование оказалось немногословным. Его ответ, хотя и был очень кратким, отличался точностью и не вызывал никаких сомнений.

К концу заключения в камере он остался один, а в начале было восемь человек. Поздно вечером его привели к занимавшемуся арестованными полицейскому, которого все называли Крали Марко. Их оставили наедине. Тот явно изменил свое отношение к заключенному: любезничал, предложил сесть, угостил сигаретой и разрешил переодеться в принесенную женой одежду. В это время в кабинет вошел надзиратель, которого Чобанов видел впервые. Он был сильно расстроен. Приблизился к Марко и прошептал ему что-то на ухо. Содержание сказанного разобрать не удалось, но после этого Крали Марко встал, задумался, свел от злости брови и зашагал по кабинету. «Эти изверги истребят всех ребят, — громко сказал он, не обращая внимания на присутствие постороннего. — Это безобразие, за две недели отправили на тот свет трех студентов… А начальнику словно и дела нет до этого Чулка… Кто знает, что это за фрукт, недоносок ненормальный, но у них сила, делают что хотят…»

Надзиратель остолбенел, его лицо покрылось красными пятнами, на лбу выступил пот. Он еще постоял несколько секунд и тихо вышел.

Чобанов подождал, пока Крали Марко немного успокоился, а потом вежливо спросил: «Чулок — это кто, большой начальник?» Полицейский обругал его, а потом махнул рукой: мол, я и сам толком не знаю.

— Вот все, что я могу сказать, — развел руками Чобанов. — Это все, что мне известно о столь загадочной истории, и больше я ничего не смогу добавить.

Я не сомневался в правдивости сказанного им, но мне хотелось все уточнить до мелочей, и я продолжал: