— А известно ли вам, что Гэсарский и Бригнев возглавляли отделы в военной контрразведке?
— Не… не понимаю! — вздрогнул он.
— Разве вы не знаете, что они преступники… отправили на тот свет массу людей только за то, что их политические убеждения отличались от убеждений правящей верхушки?
— О чем вы говорите? В моем сознании честного торговца господа офицеры остались людьми, верными своему долгу… влюбленными в спорт и в жизнь. Они при любом удобном и неудобном случае не уставали повторять, что армия не должна вмешиваться в политику. А ваше утверждение просто поразительно.
Я решил оставить пока Бригнева и Гэсарского и узнать некоторые подробности о сыне оптовика. Подвернулся удобный момент приняться за сына. Во время тайного обыска в доме Дончева я видел его на многочисленных фотографиях. На одной он был запечатлен в парадной форме кавалерийского подпоручика, на другой — в костюме фехтовальщика, с рапирой в руке, — свидетельство того, что шел по стопам своего папы. Он позировал, как киноартист, с трубкой в зубах, гарцуя на коне, в группе студентов на пляже, с белокурой девушкой в форменном головном уборе студентки и с красивой косой, ниспадающей через плечо, вероятно сверстницей. Я встал и подошел к огромному портрету, под которым горела лампадка. Показывая на портрет, спросил сочувственно:
— Это ваш… умерший сын?
— Да! — подтвердил он. — Был студентом юридического факультета. В конце 1943 года погиб при очень загадочных обстоятельствах. В результате полицейского расследования было установлено, что, будучи пьяным, парень, неосторожно высунувшись в окно, свалился с третьего этажа одного из домов.
— И вы… как мне кажется, не удовлетворены этим заключением? — возвращаясь мягкими шагами на место, спросил я. Мне показалось, что в доме действительно покойник.
— Нет. В душе у меня остались тяжелые сомнения. Я думаю, что мой единственный сын был убит.
— И что, вы не смогли прояснить ваши сомнения через своих всемогущих приятелей из контрразведки?
— Несомненно, я поделился с ними своими догадками. Они обещали проверить. Тянули, тянули, а потом сообщили, что… Ведь недаром говорится: ворон ворону глаз не выклюет.
— Вы хотите сказать, что ваши друзья согласились с неправильным заключением полиции?
— Да! — кивнул он, не поднимая глаз и не глядя на меня.
— И это при наличии тесной дружбы с вами?
— Не знаю, каковы были их соображения, но они скрыли от меня правду, к тому же сознательно и навечно.
— Значит, это нераскрытое убийство вы ставите в вину полиции. Мне, однако, неизвестно, что вы обращались в народную милицию с просьбой пересмотреть дело. Я работаю в отделе, занимающемся особо тяжкими преступлениями, и мог бы быть вам полезен:
— Я много думал над тем, чтобы снова поднять вопрос о загадочной смерти сына… но жена все время отговаривала. Зачем, говорила она, рыться в его могиле?
Я молча смотрел, как он дрожащей рукой вытирал пот со лба. На его лице резко обозначился багровый рубец, идущий от левого глаза через щеку к горлу и далее под ворот рубахи. Он резко повернулся ко мне, как будто угадав мою мысль.
— Автомобильная авария, — проговорил он, ощупывая плохо гнущимися пальцами рубец. — Врезался в железный забор, который чуть не обезглавил меня. И только потому, что старался спасти какого-то пьяного забулдыгу…
У меня не было больше намерений и дальше расстраивать хозяина дома, и я переменил тему разговора:
ebooksa