– Ну а долю свою ты потребуешь?
– Ни в коем случае, – ответил незнакомец. – Я не имею на нее никакого права. Вы профессионалы, а я – новичок. С каких пор новички получают такое же вознаграждение, как мастера? Я ограничусь только наблюдением. Ничего большего я не заслужил.
Незнакомец подождал, пока тяжелая дверца наконец-то поддалась усилиям Джорджа. А когда тот запустил свою ручищу во внутренность сейфа, «ученик», не произнеся ни слова, покинул дом № 93, бесшумно притворив за собой входную дверь.
Взломщики удивленно переглянулись.
– Что за странный тип? – воскликнул Калли.
– Впервые в жизни с таким сталкиваюсь. Может, он того?… – покрутил Уоллис пальцем у виска. – Но вообще-то, если нам нынче удастся благополучно выбраться со своей добычей из Хаттон-Гардена, я сочту себя родившимся в рубашке.
Так и вышло: взломщики растворились в темноте незамеченными, а уже днем все газеты пестрели сообщениями о дерзком похищении бриллиантов из магазина «Гильдергейм, Паско и К°» под носом у двоих полицейских.
Глава 2. Джилберт Стэндертон
Вот! Снова зазвучала она, исполненная нежности и страдания, заглушая шум людской суеты, а затем затихла, скрылась, как золотой солнечный луч, пробившийся сквозь тучи в пасмурный день. Джилберт Стэндертон напряженно вслушивался, пытаясь определить, откуда доносятся звуки знакомой мелодии.
Невидимый музыкант исполнял прелюдию фа минор Шопена.
– Будет гроза!
Но Джилберт не слышал этих слов. Он сидел разгоряченный, напряженно обхватив колени. Во всей его позе ощущалось что-то драматическое. Молодой человек был внешне привлекателен: классический профиль, высокий лоб, тонкий нос, волевой подбородок.
Взглянув на своего мечтательного друга, Линдел Франкфорт невольно вспомнил Данте. Да, пожалуй, Джилберт весьма смахивал на великого поэта, хотя тот никогда не носил котелок и не проявлял интереса к скачкам. Оно и понятно, ведь он не англичанин.
– Скоро будет гроза!
Линдел положил руку на плечо Джилберта, чтобы вывести его из состояния задумчивости.
– Да, наверное, – рассеянно согласился тот, вытер платком вспотевший лоб и, словно очнувшись, взглянул на небо, затянутое тучами, на густую толпу народа, на яркие плакаты, трибуны и палатки с прохладительными напитками.
– Что за повод, старина, хмурить брови? – недовольно спросил Франкфорт. – Того и гляди, тебя сочтут неудачником, просадившим на ипподроме все свое состояние. Ты, хоть и не делал ставок, послужил бы хорошей иллюстрацией для статьи какого-нибудь репортера из нравоучительной газетенки, агитирующей против азартных игр.
– А что, такие существуют? – улыбнулся Джилберт.
– Разумеется. Но объясни мне, откуда эта меланхолия? Почему ты уставился в одну точку?
– Просто задумался, – ответил Стэндертон. – Мне интересны все эти люди, – обвел он рукой вокруг. – Разве не забавно представить себе, что творится в их головах? Каждый из них обуреваем разными чувствами, эмоциями, надеждами, разочарованиями. Каждый способен любить, печалиться, ненавидеть. Вон, посмотри-ка туда, – указал он на одного из зрителей, уже сошедшего с трибуны.