Однако примерно за месяц до начала этого повествования дядюшка внезапно переменил свои намерения и заявил, что завещает Джилберту лишь тысячу фунтов – сумму, на которую, впрочем, могли рассчитывать и все остальные его племянники.
Наш герой отреагировал на это сообщение вполне сдержанно. Единственное, что его встревожило, – мысль о том, что, вероятно, он чем-то обидел вспыльчивого дядюшку. Но Джилберт слишком уважал старика, чтобы, даже лишившись наследства, изменить свое сердечное отношение к нему.
Глава 3. Исчезновение
Гроза разразилась над Лондоном как раз в то время, когда Джилберт облачался в вечерний костюм. За окном ежеминутно вспыхивали зловещим светом молнии, дом дрожал от громовых раскатов. Настроение молодого человека как нельзя более соответствовало разгулу стихии – в его сердце также бушевала гроза, до основания потрясшая всю его жизнь. Однако ничто в его наружности не свидетельствовало о переживаниях. Он принял ванну, тщательно побрился, опрыскался отменным одеколоном и надел свежую сорочку.
Шоферу после всех его волнений он дал выходной, а камердинеру велел вызвать такси. Гроза постепенно отступала, и, когда Стэндертон вышел на промытую дождем улицу, до его слуха донеслись лишь отдаленные раскаты грома. По небу летели рваные клочья туч, словно пытавшиеся догнать основные силы ушедшей за город облачной рати.
У дома № 274 на Портленд-сквер он велел остановить машину и вышел, приготовившись к выполнению задачи равно неприятной и ему, и его будущей теще. Ему не хотелось, чтобы его невеста вышла за него замуж только потому, что он – потенциальный наследник богатого человека.
Его проводили в гостиную, где никого не было.
– Я слишком рано, Коул? – спросил он лакея.
– Не знаю, сэр, но я сейчас доложу мисс Каткарт о вашем визите.
Джилберт кивнул, подошел к окну и стал глядеть на мокрые асфальтовые дорожки. Он стоял так минут пять, опустив голову и погрузившись в невеселые мысли. Внезапно дверь скрипнула – он быстро обернулся и поздоровался с вошедшей в комнату девушкой.
Эдит Каткарт едва исполнилось восемнадцать лет. В великосветском Лондоне ее называли красавицей, хотя это слово звучит несколько тяжеловесно в отношении такой юной феи. Она была свежей, как цветок, обворожительной, милой и к тому же умной барышней, недавно окончившей свое образование в престижном пансионе.
В ее глубоких серых глазах таились печаль и тревога. Эти глаза, обладавшие столь притягательной силой, удерживали излишне стремительных поклонников девушки на значительном расстоянии. У нее был маленький, слегка вздернутый носик и нежные, слегка припухлые губы. Темные волосы мягкими прядями ниспадали ей на плечи. Сегодня она надела скромное приталенное платье из темно-зеленой ткани, изящные бархатные туфельки и серьги с небольшими изумрудами.
Джилберт быстро шагнул навстречу, взял ее за руку и заглянул ей в глаза.
– Ты прелестна как никогда, Эдит, – произнес он чуть слышно.
Она мягко высвободила руку и улыбнулась:
– Тебе понравилось на ипподроме?
– Да, захватывающе, – ответил он, – но я, честно говоря, не слишком большой поклонник скачек.
– К тому же день выдался дождливым. Тебя застала гроза в дороге? В Лондоне жутко громыхало.
Эдит говорила торопливо и заканчивала фразы легким повышением голоса, придававшим им вопросительный характер. Со стороны казалось, что она старается держаться с женихом по-дружески и в то же время испытывает при нем стеснение. Она, словно добросовестный ребенок, пыталась выполнять все, что ей поручают, и каждый маленький успех радовал ее.
Джилберт понимал, что Эдит скованна и что между ними существует невидимая, но сильная преграда. За неимением других объяснений он списывал это на юный возраст невесты. Прекрасный бутон еще не расцвел, а над их помолвкой уже довлели условности этикета.