Норби

— Бросить рукоятку, руку убрать и вторично подать рукоятку вперед, снова продернуть ленту влево, бросить рукоятку.

Вахмистр горько вздохнул.

— Теорехтик! Эх, всех перебило-покалечило! Хоть бы до первого боя ленту держать научился!.. А если прямо сегодня придется?

В пулеметный расчет его вернули. Подумав немного, доброволец решил не обижаться. Скучная у пана подпоручника служба — всех подозревать! Закатное солнце уже коснулось верхушек деревьев, и уланы начали сворачивать временный лагерь. В повозку к раненым он решил не возвращаться. Не погонят, люди у пулемета нужны.

Фельдшер в очередной раз сменил повязку, рана уже не болела — чесалась, и бывший гимназист решил считать себя условно здоровым. Бегать еще не может, но ведь уланы, как ни крути, кавалерия! Насчет же теории и практики не сильно расстраивался. Поначалу всегда так, еще пару дней — и освоится.

Антон Земоловский взял ветошь, чтобы протереть руки, но тут вечернюю тишину разорвал громкий крик боевого горна. Стало ясно — не будет у него ни пары дней, ни дня, ни даже лишней минуты.

— Ну, вот, — горько вздохнул вахмистр Высоцкий. — Накаркал, старый!

Надвинул фуражку на нос, одернул мундир.

— Все, хлопцы! Боевая тревога!..

* * *

Первый вагончик их маленького поезда так и назывался — «передок». По бокам два колеса, между ними — жесткая железная скамья. Спинка тоже железная, теплая от солнечных лучей. Слева место Яцека-ездового, с которым бывший гимназист только и успел, что познакомиться, справа — второй номер, то есть он сам. Дядька Юзеф в следующем вагончике, у пулемета.

— Трогай!..

Лошади обиженно заржали, передок дернулся, и доброволец Земоловский поспешил покрепче ухватиться за скамью. Что творится вокруг, не поймешь. Впереди — лошадиные хвосты, по бокам и сзади тоже лошади с всадниками и без, командуют и слева, и справа, появился и сгинул пан ротмистр.

— До темноты бы продержаться, — негромко проговорил Яцек-ездовой, крепкий белобрысый парень. — А там укрывай нас, матушка ночь! Патронов-то хорошо если на один бой.

Наконец, колонна тронулась, впереди уланы, пулемет в хвосте. Бывший гимназист оглянулся. Еще одна колонна строилась посреди поляны. Там же и пан майор, но не впереди, а почему-то сбоку. Кто куда пойдет — поди разбери!

— Вьё! Вьё-ё! Веселей, хромые-увечные!..

Их колонна уходила вправо, к дальней просеке. Пахнуло лесной прохладой, зеленые стены сомкнулись, образовав узкий коридор. Сразу же стало темнее. Передок легко подпрыгивал на ухабах, застоявшиеся лошади бодро стучали копытами, а бывшему гимназисту все не верилось, что сейчас, именно сейчас ему придется воевать. Уланы впереди, пулемет сзади. Может, русские за ними гонятся?

Про славных парней-махновцев он помнил. Но у тех тачанок было много, целые полки. И команда имелась особая, когда тачанки в бой вступали.

— Тр-р-р! — Яцек-ездовой, придержав лошадей, привстал, глядя вперед. Над колонной прозвучало «Сто-о-о-ой», уланы начали спешиваться, и тут доброволец Земоловский вспомнил. Команда была.

Робыгрязь!

* * *

— А я запоминаю быстро, особенно текст, — бывший гимназист вздохнул. — Во время стрельбы надо поддерживать ленту левой рукой и направлять ее в приемник. Если стрельба непроизвольно прекратилась, поднять руку и громко доложить.