Трещали дрова в костре, капрал Рыхлы возился у котелка. Не просто так, парень служил на заставе помощником повара. Ему и довелось возиться с добычей, бывший гимназист предусмотрительно взял на себя подводы. Не зря! Нашлись и припасы, и курево, и большая пачка денег.
Ехали узкой лесной дорогой, пока совсем не стемнело. Потом свернули на ближайшую поляну, разожгли костер, вырыв яму трофейной лопатой. С дороги и не заметить, если дым не выдаст.
Доброволец Земоловский рассказывать о себе не хотел. Уже пробовал, не понравилось. Но делать нечего, достал документы, протянул пану поручнику, а сам прикинул, с чего лучше начать? Наверно, с поезда, с русских самолетов в небе, с вкуса крови во рту. Когда же закончил, ужин оказался уже съеден, старательный капрал успел вычистить котелок и даже задремать.
Тихо возле умирающего костра. Гаснут красные угли в золе, ночной ветер развеял дым.
— Значит, говоришь, не верили? — спросил, наконец, Анджей Сверчевский.
Бывший гимназист кивнул.
Напрочь. Неизвестно кто, неизвестно откуда. И еще русский знаю.
— А то, что ты воевал, значит, не в счет.
Это был не вопрос, и доброволец Земоловский промолчал.
— Завтра решать будем. Могу отдать приказ, но. Так будет неправильно! Пусть каждый скажет то, что думает. Мне сдаваться нельзя, русские офицеров сразу же сажают в вагоны и куда-то отправляют. Не хочу! Но воевать. Как? До своих втроем не добраться, партизанить тут негде, в каждом селе — предатели. А русские на Варшаву идут. Наши на Францию надеялись, на британцев, а оно вот как вышло. Но ведь не сдаваться же, в самом деле!
И вновь бывший гимназист промолчал, но вовсе не потому, что не знал ответа. Где прячут лист? В лесу, среди других листьев. А где спрятаться человеку?
Слишком дорого стоил минувший день. Завтра! Все завтра!
Шумел ветер в кронах, острые звезды смотрели на поляну с холодных черных небес. По лесу неслышно шагала Мать-Тьма.
Костер умер.
3
— Ну, дал я ему в морду, — задумчиво молвил Тед Ковальски.[17] — Признаю: было. Так я же кто? Сержант я, понимаешь? А сержант это тот, кто дает в морду! Иначе всю службу запорешь. Согласен, штафирка?
— Нет, — односложно ответил я. Ссориться в этот утренний час не было ни малейшей охоты, кривить душой — тоже. Орали на меня — было, и сортир драить заставляли, иногда и зубной щеткой. Но до мордобоя морская пехота не опускалась.
— И ты не согласен, — Ковальски отхлебнул из рюмки и гулко вздохнул. — Прямо как мое начальство. Ну, не помер же он, в конце концов!
Подумал и добавил:
— Вроде бы.