— Пегги и ты, Кусач, идите узнайте, что происходит наверху. Не высовывайтесь! Рагнихотри сидит уж больно тихо — нужно выяснить почему.
— Но, дядя, как же Энджел… — начала Маргарет, прижав пиромана к себе.
— Не беспокойтесь, — неожиданно отчетливо произнес Редферн. — Не думаю, что ваш дядя намерен продолжить начатое господами из Доргерна. Идите, Маргарет. Пес защитит вас и от дюжины моряков. Чего обо мне сейчас не скажешь.
— Но…
— Идите, — мягко повторил Энджел. — Со мной ничего не случится.
Маргарет поцеловала его в лоб, поднялась и, оглядываясь на наставника, отправилась следом за псом. Пироман проводил ее долгим взглядом, в котором нежность смешивалась с тоской и с таким удивлением, будто он сомневался, что способен вызвать в девушке такие чувства.
— Ей всего семнадцать, — сурово напомнил Бреннон, у которого как раз никаких сомнений не было. Примериваясь, как бы поднять Редферна на ноги без особой боли, он перебрался к другому боку, перекинул здоровую руку пиромана себе через плечо и помог Энджелу встать.
— Нужно обыскать багаж, — заявил этот тип, шатаясь, как пьяный. — Рагнихотри наверняка держит тут богатые запасы зелий, амулетов и оружия. Нам пригодится…
— Вы что, железный? — цыкнул на него комиссар. — Я оттащу вас туда, где вы со своей рукой и всем прочим будете смирно лежать и ждать доктора, а не путаться под ногами и валиться в обморок.
— Не смейте так со мной разговаривать! — тут же возмутилась жертва истязаний. — Вы не имеете права мне указывать…
— Люди иногда друг о друге заботятся. Слышали о таком?
Энджел на миг умолк; справедливости ради, тащить его не приходилось — ноги он переставлял самостоятельно, хотя и держался на них нетвердо. Неудивительно при такой-то качке…
— Так это что — забота? — наконец осведомился он. — Вы хотите сказать, что заботитесь — обо мне?
— Уж не потому, что вы мне нравитесь. А потому, что Пегги выцарапает мне глаза, если обнаружит на вас еще хоть одну ссадину.
Энджел хмыкнул: ему явно было приятно это слышать, куда приятней, чем комиссару — произносить.
В одной руке у Бреннона находился топор, другой он поддерживал пиромана, так что ухватиться за ящики было нечем, и от качки их обоих порядком шатало. Выбравшись из лабиринта ящиков, Натан с досадой обнаружил, что вывел Энджела к закутку, где оставалось уже четыре трупа. Однако на этот раз там копошился кто-то живой. Корабль вдруг качнуло, и комиссар не удержался на ногах. Выронив топор, он повалился на спину, Энджел рухнул сверху и безмолвно дернулся от боли.
— Простите, — прошептал Бреннон. — Как вы?
Пироман нецензурно зашипел, приподнялся, опираясь на здоровую руку, и вдруг замер. Натан тоже: корабль больше не вращался. Его слегка покачивало, но он никуда не двигался. Из каморки донеслась приглушенная доргернская ругань. Бреннон встретился взглядом с Энджелом — они оба узнали голос, и в глазах пиромана вспыхнуло зарево безудержной ярости.
Редферн вскочил, комиссар даже не успел его перехватить, и ринулся к каморке, как тигр к добыче, на ходу выдергивая из-за пояса брюк пистолет. Бреннон, подхватив топор, бросился следом, но слишком поздно — грохнул выстрел. Комиссар совершил отчаянный рывок и увидел Редферна — и вполне живого Ляйднера, который пятился от пиромана, прижимая к груди простреленную руку. Бреннон от удивления остановился. Он-то думал, что Энджел своего не упустит…
— Вы совсем не разбираетесь в том, что делаете, — вкрадчиво сказал пироман. — Но я вам объясню, чем профессионал отличается от любителя.