95
Майя Плисецкая вспоминает Екатерину Гельцер добром: «Колоритна она была необычайно. Шляпы ее были вызывающи, носила она их совершенно набекрень, так что увидеть, есть ли у нее второй глаз, не было никакой возможности… В паспортный отдел милиции сдавала свое фото из “Лебединого озера” — в пачке и перьях. Меня она спрашивала терпким низким голосом: “Дитя мое, где ты достаешь красный стрептоцид, которым красишь волосы?” На мой ответ: “Я не крашусь, Екатерина Васильевна, я правда рыжая, это мои собственные” — она неизменно сердилась: “Ты знаешь, кому ты врешь?”».
96
Кстати, об обоях: как рассказывала Нами Микоян (бывшая невестка Анастаса Микояна, а в то время уже жена Василия Кухарского, замминистра культуры, курировавшего при Фурцевой Большой театр), однажды к ним домой пришел следователь, занимавшийся поисками пропавшей люстры Большого театра, где в это время проводили опись имущества. Люстру не нашли — видимо, из-за ее размеров.
97
Старые праздники отмечали и в других домах, в частности, у Веры Дуловой и Александра Батурина, до войны они получили квартиру в новом доме 16 на Зубовском бульваре. Это была интересная пара — из картин русских передвижников, которые они дарили друг другу на дни рождения с трогательными надписями, собралась неплохая коллекция, завещанная Верой Георгиевной Третьяковке (арфистка-долгожительница, выступавшая даже на Северном полюсе, умерла в 2000 году в 90 лет). В салоне Дуловой бывали Михаил Булгаков, Александр Мелик-Пашаев, Иван Козловский. В апреле 1939 года здесь усердно отмечали Пасху. «Верочка — нарядная, цветущая, принимала визитеров — в основном мужчин-москвичей со старыми традициями», — сообщала сестра арфистки Елена Георгиевна. Среди мужчин с традициями были дирижер Александр Гаук, братья Николай и Дмитрий Осиповы — балалаечник и пианист, а также чудом вернувшийся из ГУЛАГа композитор Александр Мосолов: «Праздничный стол был заставлен куличами, пасхами, свиным окороком, телячьей ногой, индейкой и целой горой разноцветных яиц, вперемешку с прекрасными фарфоровыми яйцами императорского завода». Христос воскрес, дорогие товарищи…
98
И все же некоторые родители из числа солистов Большого театра находили время серьезно заниматься воспитанием своих детей. У Павла Лисициана и его жены Дагмары было четверо детей — Карина, Рузанна, Рубен и Герасим, вспоминавший, как они с братом с девятого класса работали слесарями и монтерами — ходили по квартирам своего дома, занимаясь ремонтом газовых плит и холодильников. Так их отец стремился приучить сыновей самим зарабатывать деньги. Сам Павел Герасимович очень любил перед спектаклем пилить и строгать на даче, утоляя жажду ледяной водой из колодца. Он считал, что чем больше физических нагрузок днем, тем лучше голос звучит вечером. А дети пошли по стопам отца, став певцами, навсегда запомнив его уроки. Приехал как-то Лисициан выступать с сыном в тмутаракань, в какой-то заштатный клуб: зал заполнен от силы наполовину, за кулисами грязь, а Павел Герасимович стоит в костюме с иголочки, брюки по струнке натянуты. На вопрос сына, кому это надо, певец ответил: «Нам! И так должно быть всегда». Жили Лисицианы тоже на улице Горького, в доме 8.
99
Что касается Рихтера, то у него хватало своих «сыров» и «сырих», исступленно отстаивавших первое место своего любимого Святослава Теофиловича на пианистическом олимпе, противопоставляя его Гилельсу. Это тоже была своя компания. Одним из главных поклонников был пафосный чтец Дмитрий Журавлев. Как правило, по окончании концерта Рихтера в консерватории Журавлев устраивал целое представление: с высоко поднятыми руками, аплодируя словно Ким Ир Сену, чтец направлялся с задних рядов к сцене, уже этим отвлекая внимание собирающейся в гардероб публики и, таким образом, вынуждая ее отступить. Дойдя до сцены, Журавлев громко кричал «браво!», зажигая аудиторию.
100
Иван Иванович Петров был увлеченным автомобилистом, любил свою голубую «Волгу» ГАЗ-21, купленную в 1968 году, изъездив на ней чуть ли не половину Советского Союза. Дорогим гостям показывал не только перстень Шаляпина, но и миниатюрные модели автомобильчиков, радуясь им, словно ребенок. Мог часами на профессиональном уровне говорить о преимуществе автомобильных марок разных стран и континентов. Однажды Петров с гордостью продемонстрировал приятелю пластмассовые крылья для своей «волжанки», хранящиеся на самом почетном месте в квартире, а еще банку с краской для машины — жуткий дефицит! Он бы мог купить себе и новую современную «Волгу» ГАЗ-24, да только вот двухметровый рост певца не позволял ему чувствовать себя комфортно в новой модели этого автомобиля.
101
Если с холодильниками как-то утряслось, то швейных машинок не хватало даже на солистов Большого театра. «Помню, в детстве мы ходили в магазин, где давали швейные машинки, финские или шведские. Надо было отмечаться в очереди. Я ходил с няней отмечаться: надо было прийти, была живая очередь, отметиться, тебе писали номер куда-то, приходил — перекличка. Слякоть, дикий мороз, мокрый снег, — я почему-то это запомнил, — ветер. Это было рядом с московским Театром Станиславского. Каждый раз сейчас прохожу, вспоминаю, как мы в детстве ходили отмечаться. Для меня это какой-то ужас был: “Опять идти отмечаться! Не хочу!” Потом все-таки машинку купили, дома она у нас стояла», — вспоминает сын Суламифи Михаил Мессерер.
102
И чего только не случалось на сцене из-за реквизита. Однажды Владимир Атлантов, певший Германа, забыл за кулисами пистолет для сцены с Графиней, которая должна была от одного только вида этого оружия испустить дух. Что делать? Решение пришло быстро: Атлантов стал душить Графиню: «Я увидал квадратные глаза, полные явно недоброго предчувствия. Она, наверное, подумала, что я сошел с ума, и зашептала: “Что ты! Что ты! Что ты делаешь?!” А мне пришлось тихонько и доходчиво ей все объяснить. Придушил я ее. А что мне еще было делать? Это — единственная возможность. Не мог же я ее стулом по голове ударить». А во время дуэли в «Евгении Онегине» пистолет заклинило — певец сориентировался, изобразив смерть Ленского от… разрыва сердца.
103
Во время войны с «протыркой» боролись серьезно. «У входа было вавилонское столпотворение. Милиции и военных нагнали целый полк. Около каждого билетера по три человека для охраны, чтобы не прорвались без билетов. Дело, наверное, доходило до вооруженных столкновений. В зале девчонки и артисты — весь МХАТ и Большой. Партер, ложи, бельэтаж — артисты, галерка — девчонки» — из дневника лемешистки Ирины Никоновой, смотревшей «Травиату» 3 февраля 1944 года. Но для настоящей лемешистки и милиция не преграда: «Попала я прямо-таки замечательно: без билета и ничего не давала. Прошла с гордым видом, показав старый билет. Опять мне не разорвали его. Поднялась на ярус и встала у барьера. В общем, замечательно». Иные билетерши охотно принимали вместо билетов денежные купюры — советский рубль 1961 года по размеру совпадал с театральным билетом. Сунешь рубль и вперед, а затем тот же рубль для прохода в ложу.
104
И все же случай, произошедший в 1959 году во время гастролей Ла Скала в Большом театре, не повторился затем нигде и никогда — собравшиеся поклонники своими непрекращающимися аплодисментами вынудили Марио дель Монако бисировать арию Канио непосредственно из окна гримерки.