– Кубизм.
– Ради Бога, давайте серьёзно – страховщик чего?
– Мне-то откуда знать: сумасшедших… или людей разумных.
– Но что же такое на самом деле кубизм?
– Ну… живопись такая!
– Поистине, с вами каши не сваришь – вы нам так ничего не объясните?
– Что вы хотите, за меня всегда всё объясняют другие!
– А дада? Уж в этом-то вы нам не откажете!
– Дада – это перемирие и это мир; это концентрация чего-то неуловимого – или наоборот, средоточие наших самых бессмысленных амбиций. Жером[112] однажды будет стоить дороже Сезанна, поскольку цениться Сезанн будет куда выше!
– Признайтесь хотя бы, что дадаистом вы стали ради рекламы, – промолвил тут капитан Муляр.
– Воля ваша, капитан, но рекламу на дада себе скорее сделали случайные попутчики; реклама живого существа недолговечна – рекламировать можно Сезанна, мыло «Кадум», но уж никак не меня, поскольку я ни художник, ни литератор, ни испанец, ни кубинец, ни американец…
– И – ни дада?
– Ни дада, верно: я ведь жив-живёхонек[113]. Понимаете, весь шум, вся та сутолока, что окружают это движение, сложились постепенно – так инженеры по частям создают автомобиль. Но само изобретение машины невозможно, пока другие инженеры не синтезируют бензин, топливо. Так вот, топливо – это дада, а мотор – публика… Но не беспокойтесь, вы – не дада, вы – как хорошо отлаженные карбюраторы, которые поглощают газы, забывая передать энергию поршню. Мундиры, которые вы носите, называются «Фиат», «Роллс-ройс», «Ситроен» или «Форд». Безумие людей состоит в том, что они, как тесто, заполняют любую форму, полагая при этом, что она имеет очертания сердца! В одном кафе мне как-то довелось видеть на стене у двери инициалы WC, пронзённые стрелой, – как тут не подумать о людском сердце! Конечно, все мы видели прекрасные татуировки на плече или груди у сутенёров – стрелы там пронзают сердце на манер того знака, что я видел на стене кафе!..
Шкипера, казалось, несколько задели мои слова, и он возразил:
– Ну, вы тут перебарщиваете! Вам многое прощают, но уравнивать сутенёров с инженерами… какая дерзость!
– Может, я и дерзок, господин шкипер, но вы прекрасно знаете – меня не надо принимать всерьёз, помилуйте!
– Ну уж нет: раньше вам удавались серьёзные, понятные всем произведения[114]!
– О да! Конечно – понятные, как Господь Бог, как закон всемирного тяготения, как школы Берлитца[115] делают понятным французский для испанцев, а испанский – для англичан! Один офицер, явно уступавший остальным в «подкованности» и чувствовавший, что суть дискуссии от него ускользает, решил направить беседу в иное русло:
– Но вот кто кажется мне настоящим гением, так это Жан Кокто – это ведь он изобрёл импрессионизм, не так ли?
– Если угодно.
ebooksa